Константин Алексеевич Васильев — Советский художник, широко известный своими работами на былинно-мифологические темы.
Картины — «Нашествие», «Прощание славянки», «Вотан», «Свентовит», «Валькирия над сражённым воином», «Достоевский, Фёдор Михайлович», «Маршал Жуков», «Человек с филином», «Русалка», «Лесная готика», «Дар Святогора» (1974 г., картон, пастель), «Вольга и Микула» (1974 г.), «Вознесение» (1964 г.), «Андрей Первозванный» (1964 г.), «Апостол», «Струна», «Илья Муромец Сердится», «Часовня» (1971) и другие.
К картине К. Васильева Гуси-лебеди
Белый Филин
И вновь иду я любоваться Вами
Средь леса по исхоженной тропе,
Меж древних сосен, сплошь укрытых мхами,
По влажной малахитовой траве.
А где-то ветвь сухая с эхом треснет,
И дятел стукнет где-то вдалеке,
Иль озорная птичка пропоет мне песню,
А я иду с улыбкой налегке.
Сплелись грибные с земляничным ароматы,
Над головою кроны хвойные шумят,
И веет свежестью и пахнет дикой мятой,
Да тонкие березки нежно шелестят.
А знаю, — принял лес меня, он говорит со мною
То птичьим, то звериным языком,
То пряно-ягодной дурманящей волною,
Мне каждый звук его и вздох его знаком.
Но вот, — уже река неподалеку,
Хрустально-нежное течение звенит,
А в серебре воды зеркальной светлоокой
Луч солнца летнего приветливо горит.
А в солнечных лучах над зеркалом речным
Танцует пара белых лебедей,
И вся Природа словно вторит им,
И Мир вокруг становится светлей.
И тонкие березы словно заискрились,
От взмаха крыльев засветилась их листва,
То Светлые миры на миг нам приоткрылись,
То распахнулась неба синева.
О чистый мир Любви и Пониманья,
О трепет Светлых пламенных Сердец,
О целомудрие, о нежное лобзанье,
Доверие двух Душ, — взаимности венец!
А я любуюсь стоя под сосною,
И с замираньем Сердца, Радуюсь за них,
И Теплый Свет Любви сейчас со мною,
И даже ветер в восхищенье стих.
Но мне пора. Легка моя дорога,
Под пенье птиц я путь держу домой,
И с БЛАГОдарностью молю я Бога,
Чтоб Свет Любви навек прибыл со мной!
К картине К. Васильева Лесная готика
Белый Филин
Вверх, только вверх, по вертикали,
Туда, где смыты времени границы.
Стволы, как стелы, путь мне указали,
Как выбраться из замкнутой темницы.
Зелёный дымный Свет парит,
С небес сквозь кроны льётся Тишина,
И тонким хрусталём звучит
Моя Душа….моя Душа.
Колонны ввысь, и лес уже не лес,
А Храм небесный, что сошел на Землю,
И мир, что был, растаял и исчез,
И Сердце всю Вселенную объемлет.
Возможно ли такое — Космос на Земле?!
Всё объяснить спешит пытливый разум.
А я доверюсь этой Глубине,
И растворюсь в потоке, здесь, сейчас и сразу.
Нет броскости в суровой Красоте,
Вовнутрь уходит дивное свеченье,
Останови бег мыслей, волю дай Душе,
И грудь наполнит Божье вдохновенье.
И что гудит не знаю, лес иль этот Свет?!
И где звучит орган — внутри или снаружи?!
Дух Севера сквозь время чертит след,
Чтоб нашим Сердцем был он обнаружен!
К картине К. Васильева Лесная Готика
Белый Филин
Какая здесь возвышенная тишина!
Глаза невольно закрываешь, —
Энергии и Чувств поток
Душой и Сердцем ты вбираешь.
Не это ли тот самый Божий Храм,
Что щедрою рукой Природы создан нам?!
Деревья сильные — здесь стены,
А сомкнутые кроны — своды!?
И здесь не нужно слов особых и Молитв,
Лишь только Ты и Этот Лес, —
Невидимый, но ощущаемый, —
Соединяющий нас с Космосом Дворец!
К картине К. Васильева Плач Ярославны
Белый Филин
От чего не птица я, скажи мне, Ветер?!
Я б взметнулась в облака стрелою,
Самой быстрой бы была на Свете,
И парила б вечно над Землею.
Мне бы боль мою унять в полете,
Мне бы успокоить Сердце ветром,
Вы, Заступники, меня поймете,
Много зла сейчас на Свете этом.
Мне б за судьбы все, за все народы,
Пред Тобою, Боже, отмолить,
Чтобы темноту, да злые годы
От моей Руси отворотить.
Мне б крыла пречистые такие,
Чтоб укрыть от горя, да от бед,
Чтоб развеять времена лихие,
Да посеять Теплоту, да Свет.
Я над всей Землею бы летала,
Освещая Радостью дома,
Чтоб Любовь, да Счастье процветало,
Чтоб зерном наполнить закрома.
Ах ты, ветер, друг мой быстрокрылый,
Ты развей златые семена,
Чтоб колосья проросли по Миру,
Чтоб Душа Добром была полна!
Ты услышь меня, Всевышний!Не гневись!
Смилосердствуй над моей Землею,
Я готова вечно твою высь
Прославлять молитвою Святою!
К картине К. Васильева Русалка
Белый Филин
Царила ночь, лес в тайну погружая.
Луна мерцает, льет волшебный свет.
На озере лесном дорожкой зыбкой тая,
Пуская волны, вьется рыбий след.
Вдыхая влагу летнего тумана,
На ветвях ивы девушка сидит.
И с грустной нежностью,печально воздыхая,
На отраженье звезд озерное глядит.
И волосы ее волною ниспадают,
Касаясь вод прохладных свысока.
Лишь только ветер ласково тревожит
Ее капризный локон у виска.
Сияет кожа белизной прозрачной.
В волшебном свете светится кольцо…
И с этим озером повенчана навечно…
И так прекрасно бледное лицо….
И голос тонкий тихой песней льется
О жизни прошлой, где была жива,
И о любви ее неосторожной,
Что к хладным водам этим привела…
В глазах ее бездонных целый мир блистает,
И в то же время — ледяной покой.
И тот , кто взгляд ее встречает,
Не в силах превозмочь озноб и страх порой….
Картины Константина Васильева
Вадим Константинов 2
Его картины
Тем и хороши…
Что нам давая
Пищу для души…
Они в себе несут
При этом даже
Энергетический,
Довольно мощный фон!..
К которому невольно
Приобщён,
Ты сам волшебным образом
Заряжен!..
Васильковый взгляд
Владимир Украинский
Из цикла «Живопись и поэзия»
По картине К. Васильева «Жница»
Лунный серп из золота пшеницы
В летний вечер выплыл неспеша,
Трудный день закончился для жницы,
Жатву на сегодня заверша.
Не коса трудилась — грех, жди лиха,
Если мужикам косить хлеба,
Для косы — овес, горох, гречиха,
А для ржи, пшеницы: серп — судьба.
У серпа одна хозяйка — жница,
Женский труд на жатве так суров!
Шаг за шагом, надо поклониться
Каждому из сжатых колосков.
Слава Богу, хватит на сегодня,
Можно разогнуться, отдохнуть…
Спелый дух от жита на ладонях
Вечер ветром не спешит спугнуть.
Девушка к берёзке одинокой
Ласково прильнула, обняла,
Грустью дум и нотками тревоги
Поделилась с нею, как могла.
А берёза девичьи заботы
В белоствольность ветками вплела,
Разделила на двоих невзгоды
И усталость нежностью сняла.
Серп в руке, еще усталость помнит,
Но флиртует с молодой луной,
Каждый колос в поле, словно модник,
Ищет сходство с девичьей косой.
Васильки в венке собой довольны,
Ведь они под цвет девичьих глаз,
Что бездонны, внутренне спокойны,
Глубиной цепляющие нас.
Отвести свой взгляд нельзя, нет силы
Под гипнозом васильковых глаз,
Словно смотрит в нас сама Россия —
Не на нас, а прямо в душу, в нас.
Встреча у чужого окна
Владимир Украинский
Из цикла «Живопись и поэзия»
По мотивам картины К. Васильева «У чужого окна»
Еще мороз рисует на окне
Замысловатые узоры,
А днём уже сосульки о весне
Ведут с капелью разговоры.
Весна проснулась, уходи мороз
Из марта, из желаний тайных…
Так в сёлах у влюбленных повелось:
Колодец — место встреч случайных.
А может не случайных — он, она,
Друг друга утром повстречали,
Звенящего мороза тишина
Ловила ноты грусти и печали,
Которые из глубины сердец
Стонали:
— «Я жена чужая!
Сосватал за богатого отец,
И с ним живу, любви не зная!»
— «И я женился с горя на другой,
Когда на Пасху вы венчались,
Не на любимой, а совсем чужой,
Как жаль, что мы тогда расстались!»
Не скроет пыл нахлынувших страстей
Девичий взгляд, на вид — бездушный,
Пожар любви горит, не гаснет в ней,
И тело стало непослушным.
Щекой к щеке прижалась, Боже мой,
Как сладостны минуты эти,
Пускай на миг, но рядом быть с тобой,
И быть счастливей всех на свете!
Пускай в окне чужой недобрый взгляд,
Всё муж узнает от соседки,
И будет брань, и плеть, и день как ад,
И запах перегара едкий.
Ну а сегодня, встреча невзначай,
Ее оставить в сердце рада.
А там — что будет!
Ты прости, прощай!
Тебя люблю, моя отрада!
К. Васильев «У чужого окна»
Константин Васильев
Владимир Украинский
Из цикла «Живопись и поэзия»
Среди течений новомодных,
Среди абстрактности засилья
Свечой горел для душ народных
Художник-реалист Васильев.
Нет признаков натурализма,
Фотографичности в полотнах,
Критерий высший реализма —
Духовный мир в его работах.
Велес. Изгнание
Григорий Казакевич
По картине Константина Васильева «Велес»
Здесь много деревьев и мало небес —
Сквозь кроны откройся хоть малость!
Уходит в изгнанье могучий Велес
С земли, что ему поклонялась.
Сменяются люди. Одни племена
Приходят вослед за другими —
И прежняя вера порой не нужна
И там, где оставлено имя.
Святилища старых богов зарастут,
Фигуры покроются мхами —
И грозные силы, царившие тут,
Себя позабудут и сами.
Владыки иные присвоят их суть,
Им демонов имя давая.
Изгнанник! В столетьях себя не забудь —
Пусть связь не прервётся живая
Природы с исконным её естеством,
Клеймённым судом человечьим.
Услышишь себя в пересказе кривом
Хулителей — жизнью перечь им.
Ужели недоброе ты затаил —
Месть грозная в мир устремится?
Ужели затмила сиянье светил
Полночная грозная птица?
Ужели живущим отмстить захотел,
Забыв про былое благое?
Горит средь древесных заснеженных тел
Тяжёлое тело изгоя.
Что станется дальше, что сбудется с ним?
Взгляд птицы направлен далёко,
Чтоб прошлое глазом увидеть одним.
Другой же — в грядущее око.
И древнему зрится, что память ушла,
Что снегом следы заметутся.
И в крыльях топорщится злость, тяжела,
И глаз раскаляются блюдца.
Уходит Велес от людей, от скота —
И будет им всё же подмогой?
Иль в сердце вкрадётся судьбы чернота,
Подобная твари безногой?
Недобрым владыкою леса ужель
Ты станешь из бога благого?
Годов и столетий заносит метель
Следов поминальное слово.
Владыка загробный — в загробье времён
Идёшь, провожаем лишь птицей.
Ужели медведем придёшь, разъярён,
Воздать за изгнанье сторицей?
Иль, может, во благо придёшь из чащоб,
К живущим почувствовав жалость?
—
Два древних безмолвны — и лучше уж, чтоб
Молчанье молчаньем осталось.
Парад 41-го
Григорий Казакевич
По картине Константина Васильева «Парад 41-го»
Железны и чётки квадраты
В дыханье немирных минут.
Шагают в параде солдаты —
На битву с парада идут.
Пока — отступленье одно лишь,
Но нынче — ни шагу назад, —
И вражеский череп расколешь
Ты — пуля, приклад ли, снаряд.
Гудит горизонт озверело,
И неба не видно почти.
Такое солдатское дело —
На смерть и на подвиг идти.
Такое солдатское дело —
Чтоб не был последним парад.
Квадраты шагают умело —
И камни брусчатки гремят
Салютом победы и славы,
Рыданием вдов и сирот.
Шагают и ведают: правы —
И воля к победе ведёт.
И лики горят, а не лица
Людей, не щадящих себя.
И мудрого предка десница*
Им машет, любя и скорбя.
* Памятник К. Минину и Д. Пожарскому
Пересвет и Челубей
Григорий Казакевич
По картине Константина Васильева «Поединок Пересвета с Челубеем»
Две силы столкнулись. Звенят стремена,
Ты, гибель, им грохотом вторишь —
И кровь устремилась на землю, красна —
Осталось мгновенье всего лишь.
Обломаны копья, летят острия
В кольчуги, щиты пробивая —
И хлынуть готова на землю струя,
Багровая, смертью живая.
И кони могучие к смерти несут,
Шля копья к кровавым победам.
Вершится судьбы справедливейший суд —
Но нет милосердья в суде том.
И небо сурово, угрозу тая,
Мощь каждая к цели стремится.
И будет победа и гибель — но чья?
Промолви, недобрая птица!
Ответа не слышно. Погибель идёт —
Два сильных падут неживыми.
И лишь острия, им незримого, взлёт
Укажет, чьей правды во имя.
Северный орёл. По картине Константина Васильева
Григорий Казакевич
Стал облик неведомый ведом,
Могучую силу обрёл —
И вот за прозрением следом
Шагнул из былого орёл.
Орёл не небес, а лесов он,
Безудержный — прав ли, не прав —
И сеткой морщин прорисован
Не возраста облик, а нрав.
Он — образ заснеженной чащи,
Созданье земли — не высот.
Ругаться не будет кричаще,
А просто ударом убьёт.
Тяжёлый топор за спиною —
Придача к души острию —
И массой ударит стальною,
Нещаден в труде и в бою.
Похож на орла и лицом он,
И взглядом, где клюва металл.
Годами судьбы не изломан —
Лишь крепче и кряжистей стал.
Идёт, как зима, он сурово,
Будь даже сияющий май.
И в облике слышится слово,
В молчанье звучит: «Не замай!»
И лесу и свой и не свой он —
Палач, и хозяин, и брат,
Своё защищающий воин:
Пришедшему — сразу назад.
Живёт он года ли, века ли —
Деревьям незнамо самим.
И волки в трусливом оскале
Уходят с пути перед ним.
Быть может, им тайны хранимы
Неведомых древних эпох —
И в страхе увидим огни мы —
Пожаров забытых сполох.
И, быстро из леса уйдя, мы
Такого забыть захотим —
Но мысли ночные, упрямы,
Вернутся, наполнены им.
Туда его бросят чащобы,
Заснеженных веток крыла —
И хочешь зажмуриться, чтобы
Не чувствовать взора орла.
Он взглядом придавит — и снова
В холодную чащу уйдёт,
Оставив тяжёлое слово,
Орла ледяного полёт,
Суровость замёрзшего леса
И в вечность ушедших времён.
Нас времени скроет завеса.
…Он будет всё так же силён.
И древний орёл, пролетая,
С небес проклекочет над ним,
Как вечная тайна простая,
Доступная мощным одним.
Художник Константин Васильев
Григорий Казакевич
Старинным преданьям внимая,
В былого затерянный гул
Порывом души и ума я
Сквозь полог тяжёлый шагнул.
И пламя взметнулось стеною,
И грохот раздался стальной,
Став девой с душой ледяною,
С волос золотистой волной,
Летящей на призрачно-белом,
Из вздохов последних коне…
И меч серебрящимся телом
В ладонь устремился ко мне,
Лёг твёрдо, надёжно — и разом
Стал кистью и молвил: «Твори!»
И громом наполнился разум,
И музыка билась внутри,
И звуки кричали: «Твори ты!» —
И кисти клинок заблистал —
И сделались взору открыты
И славы стальной пьедестал
И мира грядущая участь
В большом погребальном огне.
Стоял я, виденьями мучась —
Сраженья кружились во мне,
Вселяясь в жестокое пламя
Горящего краской клинка.
Могучие образы! С вами
Несу я огонь сквозь века,
Чтоб сила дышала в картинах
Огнём, растопляющим льды,
Чтоб были в порывах единых
И воля и руки тверды,
Чтоб с дивной красою земною
Мощь духа была сплетена.
Неситесь же, кони, со мною,
Огня поднимайся стена,
Ломайся рукою стальною
Пути закрывающий лёд!
Пусть будет в мечтаньях со мною
Которая любит и ждёт…
Пусть будет, как вещая птица,
Душа моя вечное зреть…
И дам я ему воплотиться
В твореньях и ныне и впредь.
Художнику Константину Васильеву
Григорий Казакевич
Не пущенный в дело, ржавел мой клинок,
И вороны были близки, —
И вдруг ощутил на скрещенье дорог
Пожатье надёжной руки.
Был светоч сияющ, и яростна плеть,
И голос металлом гремел:
«Вставай! Недостойно безрадостно тлеть —
Ты создан для пламенных дел!
Пусть мысль засияет, как честный клинок,
Пусть вспомнит, зачем рождена!»
Мне голос звучал на скрещенье дорог —
И скрылась тоски пелена,
И слово за словом в сраженье пошло,
Забыв про усталость в пути,
Отбросив стенанья «зачем?», «тяжело» —
А зная, что надо идти.
И шёл, поднимая оживший клинок,
Рубя, чтоб рассеялась мгла.
И делал, что должен, и сделал, что мог.
—
Спасибо, что встреча была.
Константин Васильев. Русский витязь
Дмитрий Суханов 4
Он стоит в ожидании боя,
В руках острый сжимая клинок.
Не боится погибели в битве,
Защищать край, родимый готов.
В руках острый сжимая клинок.
Не боится погибели в битве,
Защищать край, родимый готов.
Взгляд бесстрашен, уверен он в правде,
Сможет землю свою отстоять.
Жив покуда: врагам не позволит,
Дорогую отчизну терзать.
По картине К. Васильева. Жница
Дмитрий Суханов 4
Она к березке прислонилась,
Чтоб силу дерева впитать.
Клонился день уже к закату,
Лик солнца начал исчезать.
Чтоб силу дерева впитать.
Клонился день уже к закату,
Лик солнца начал исчезать.
Пора домой вернуться с жатвы,
Однако, трудно шаг ступить.
Супруг её, ревнивец Федька
Жене не даст спокойно жить.
Окинет вновь холодным взглядом,
Стремясь в измене уличить.
Хотя, чиста она пред богом,
Себя ей незачем винить.
Конечно, жаль, что попрощались с летом
Елена Казанцева 4
Конечно, жаль,что попрощались с летом,
Но щедрость осени пленяет нас при этом:
Любых оттенков янтаря листва деревьев,
Граната цвет и всех других каменьев.
И, как в кулисах сцены мы стоим.
И кажется сначала все немым:
Ни птички, ни зверька в лесу не видно.
Попрятались от нас пока, что очевидно.
Раздвинув занавес, перед собою
Во всей красе увидим озеро лесное.
И в нем вода прозрачна и легка,
И, словно в небо, переходят берега.
Здесь цвет топаза бледно-голубого
Пространство заполняет до основы.
Все трепетно, и нежно,и воздушно.
Все зачарованно художнику послушно.
Но кажется, что только отвернешься —
В лесном театре действие начнется.
«Осень». Константин Васильев.
Нашествие. Константин Васильев
Елена Казанцева 4
Серая масса, и нет ей конца.
Маски застывшие вместо лица.
Движется с запада, тучей пылит…
Бедствие страшное русской земли.
Это — нашествие, сила и мощь,
Что на пути, всё сметается прочь!
Кровью исходит родная страна,
Горькая, грозная доля — ВОЙНА!
Слева мы видим разрушенный храм,
Лики святые повёрнуты к нам.
Молча захватчикам смотрят вослед,
Символизируя веру и свет.
Кажется, сомкнуты тонкие рты.
Молятся старцы, в них нет немоты.
Просят они о защите Творца,
Бьются под камнем святые сердца.
Тучи свинцовые над головой.
Серый, подавленный общий настрой.
Это любая быть может война —
Та же картина, и та же страна.
Только единством и верой сильны,
Встанут стеною земли той сыны.
Неисчислимая серая рать
Снова бесславно идёт умирать…
Русалка. К. А. Васильев. 1968
Елена Казанцева 4
Красавица в недвижной позе
Сидит в ветвях большой березы.
Ее застывший грустный взгляд,
И кожи бледность, темнота,
И что сидит она одна —
Русалка это — говорят.
И волосы волной струятся.
Ей некого в лесу бояться.
Хоть и темна в реке вода
И видно — далеко до дна,
Ей эти страхи нипочем:
Река давно ей, словно дом.
Ночами только иногда,
При очень бледном лунном свете
Она на берег без труда
Всплывает и садится в ветви.
Грустит о прошлом, о любви,
Что не была она счастливой.
Сидит почти что до зари,
Не шевелясь, и все застыло.
Но чуть начнет алеть восток,
Она немного встрепенется,
Рукой своей ветвей коснется
И снова под воду уйдет.
«Русалка» Константина Васильева.
К. А. Васильев. Бой Добрыни Никитича со Змеем
Иван Есаулков
С давних пор у всех людей
Был врагом коварный Змей.
Он летал над городами,
Изрыгал из глоток пламя,
Сёла, нивы зажигал
И людей там похищал, —
Приносил Горыныч беды!
Только сказывали деды,
Что найдётся удалец —
Тот, который, наконец,
Ненавистного всем Змея
Одолеть в бою сумеет.
Очень медленно века
Протекли чредой, пока
Вырос богатырь Добрыня…
Видим бой мы на картине,
Где трёхглавый, лютый Змей
Пасти все раскрыл, злодей! —
Изрыгают пасти пламя.
И Добрыня перед нами,
На коне и со щитом.
Резко он взмахнул мечом,
Рассердился не на шутку,
Только ждёт-пождёт минутку,
Чтобы харалужный меч
Смог все головы отсечь:
Коль одну меч отсекает,
То другая вырастает.
Тяжек, долог этот бой.
Витязь рисковал собой…
Но мы знаем: непременно
Сильный богатырь из плена,
Если Змея победит,
Узников освободит,
А ещё спасёт Забаву
И себе добудет славу!
К. А. Васильев. Бой Добрыни Никитича со Змеем. 1974
К. А. Васильев Вотан. 1969
Иван Есаулков
Перед нами торжественно бог предстаёт,
Погружён в свет…ещё изнутри свет идёт…
Этот бог мифологии Севера Вотан
Был для викингов смелых щитом и оплотом!
Он показан на фоне высоких небес.
Представляет огромный для нас интерес
Рассмотреть шлем и плащ, боевые доспехи —
Будем долго глядеть, уходить нам не к спеху!
И заклёпки на шлеме, плащовый узор
Привлекут безусловно внимательный взор.
Нам видны и величие бога, и доблесть…
А потом в небесах замечаем мы проблеск.
Также вороны чёрные в небе видны —
Символ памяти… птицы не освещены,
Потому и темны. А бог Вотан, при этом,
Освещается внешним и внутренним светом…
К. А. Васильев Гуси-лебеди. 1974
Иван Есаулков
Вот и наступила осень.
Лес меняет свой наряд:
Посреди высоких сосен
Листья у берёз горят.
Край прапрадедов былинный,
Дорогая наша Русь!
С неба песней лебединой
Льётся ласковая грусть.
Прокричали птицы звонко,
Взвившись в зарево небес
Над родимою сторонкой —
И откликнулся им лес.
Белоснежной пары верность
И осенний аромат
Мне напоминают древность,
Светлояр и Китеж-град.
Через годы лихолетья,
Войн и всяческих невзгод
В водах храмы града светят, —
И у горла ком встаёт.
Прошумел в деревьях ветер,
Успокоился, притих…
Русь моя! Милей на свете
Мне сторонки не найти!
К. А. Васильев Жница. 1966 г
Иван Есаулков
Она долго рожь в поле жала,
Наклонившись с серпом к земле,
А потом у берёзки встала
С голубым венком на челе.
Отрешившись совсем от мира,
Обняла белоствольный стан.
И притих ветерок-задира,
Очевидно, летать устал.
Сзади видно ржаное поле.
Месяц выплыл из-за бугра.
А во взгляде так много боли:
Коль заплакать, слёз — полведра!
День угас. Наступает вечер.
Небосвод лиловато-сер.
И поникли девичьи плечи,
И в руке тихо замер серп.
Поле жёлтою полосою
За спиною её лежит.
По девичьей груди косою
Золотистый поток бежит.
Может, о пареньке вздыхает
И во взгляде любви призыв.
А, возможно, и отдыхает,
О работе на миг забыв.
Лишь минутку тот отдых длится,
И работа заменит грусть.
А мне кажется, эта жница —
И не жница совсем, а Русь,
Что никак судьбу не поборет,
Не восстанет, — грозна, сильна.
И в глазах её плещет горе.
О, родная моя страна!
К. А. Васильев. Русалка. 1968
Иван Есаулков
Спустилась ночь. Затрепетали краски
И превратили полотно в мираж,
И ускользает, как в волшебной сказке,
И призрачным становится пейзаж.
Всё вроде бестелесно и случайно —
Мерцающий потусторонний мир,
И красота предстала некой тайной.
Воспоминанье девушку томит.
Сидит русалка возле водоёма,
В мир чувств и дум своих погружена.
А всё вокруг до капельки знакомо —
Вода и зелень, цвет и тишина.
Так безмятежно всё и так чудесно,
Так трепетно и хрупко, как мечта.
Нам кажется фигура бестелесной,
Ожившею — природы красота.
Переживает с девушкой природа,
Печалится с русалкой в унисон.
Деревьев зелень, водоёма воды
Мы ощущаем, словно смутный сон.
Картина эта зрителей тревожит —
Воспоминанья тонки, как вуаль.
Художник незаметно, чутко может
Нам передать русалочью печаль.
Мы вместе с ней в ночи переживаем,
И каждый, как она, тоской томим.
Мы обо всём на свете забываем,
Когда перед «Русалкою» стоим.
На смерть художника
Иван Есаулков
В расцвете сил, имея массу планов,
Он умерщвлён был шайкой хулиганов.
Возможно, по приказу. Константин
Был, к сожаленью, в этот час один.
Сказали, будто он попал под поезд,
Но хорошо ложится эта «повесть»
В канву и притеснений, и обид —
Скорей всего, Васильев был убит.
А недруги его, уж вы поверьте,
Так гадко мстили даже после смерти!
Ведь кто-то свыше смог же написать,
Что нужно его творчество списать,
И написал «державною» рукою,
Едва остывший прах побеспокоив.
Ложится в душу и тоска, и грусть:
Да что же ты творишь, родная Русь!
И почему ты после смерти Кости
Его перемывала долго кости!
И кто-то — несомненный варвар! — смог
Его музея совершить поджог!
Так издавна в России поступали
И имена всех гениев трепали,
Но наступал торжественный момент —
И возводился вновь на постамент
Очередной полузабытый гений,
Как будто бы и не было гонений!
И говорят гонители: коль жить
Он дальше б мог, сколь смог бы совершить!
Картина константина васильева богатырь
Леонид Адрианов
Два ряда дубовых бочек
Полных пива и кагора.
За столом сосредоточье
Пьянства — русского позора.
Богатырь — парняга добрый,
Алконавтов угощает.
Голь кабацкую, как кобру,
Пеньем громким укрощает.
Широта души и щедрость
От отца ему присущи.
Ценит дружбу, смелость, верность,
А всего иного пуще
Уважение людское,
Выражение почета.
Обнимает он рукою
Пьянь — расстригу-живоглота.
В помощь «друга» свято верит,
Коль придет врагов без счета.
А они — друзья до двери,
Только выйди за ворота.
К. Васильев Осень Триолет
Людмила Ведерникова 2
Так хороша
Васильевская «Осень»!
Зовёт наш взгляд
Её парадный вид —
И неба голубень,
И речки просинь.
Так хороша
Васильевская «Осень»,
Продлить мгновенья
Наслажденья просим,
В душе поёт восторг,
«Спасибо!»- говорит.
Так хороша
Васильевская «Осень»!
Зовёт наш взгляд
Её парадный вид!
Васильевская «Осень»!
Зовёт наш взгляд
Её парадный вид —
И неба голубень,
И речки просинь.
Так хороша
Васильевская «Осень»,
Продлить мгновенья
Наслажденья просим,
В душе поёт восторг,
«Спасибо!»- говорит.
Так хороша
Васильевская «Осень»!
Зовёт наш взгляд
Её парадный вид!
Жница. худ. Константин Васильев
Людмила Петровна Денисова
Ночка тёплая, ночка светлая.
Не сомкнула глаз дева белая.
Очи ясные, васильковые,
Косы русые, длиннополые.
Ручки белые, утомленные,
Серпом-месяцем огрублённые.
Собрать зёрнышко да поспелое,
Ох, до зореньки не успела я.
Не поспела скосить, связать снопики,
Не пришёл дружок,спутал тропочки
Не дождусь Василька-любавушку,
Всю скошу сама ночью травушку.
Васильком-венком приукрасилась.
Ясным месяцем позабавилась.
Жница
Марьяна Шмелёва
Готовы к жатве земля и небо,
С зерном колосья упруго жарки,
Налиты жизнью, зовутся хлебом,
Cвисает месяц серпом-подарком.
Сожнёт на небе надежды зёрна.
А жница носит под сердцем семя,
Распустит косы тугие томно,
Подсолнушек под солнцем зреет.
Прислушалась и притомилась,
И васильковым всё застит цветом,
Ах, это тоже — благая милость!
У всех бывает так знойным летом:
Слова и песни снопами стелят,
Приходит жатва и песнопенье.
И при дверях тот, кто отделит
Зерно добра от сорных плев
К картине Константина Васильева Жница
Наталия Пояркова
Сумрак на желтую ниву спускается,
День завершает свой путь.
Месяц над тихой землей поднимается,
Значит, пора отдохнуть.
Лишь одинокая жница-красавица
Что-то домой не спешит…
С чем-то в себе надо девице справиться,
Что-то её тяготит.
Словно подружку, березоньку белую
Во поле ты обняла…
Может быть, ей лишь поведать сумела ты,
Что от других берегла?
Как ты прекрасна! Мадонну святую
Можно с тебя написать.
Кто нам расскажет, о чем ты горюешь?
Кто это сможет узнать?
С Русской землею навеки ты слита,
Ты ей — родимая дочь.
Всем нам — опора она и защита,
Всем может в горе помочь.
Жизнь — это жизнь, не прямая дороженька:
Рвы и ухабы в пути…
Только я знаю — всё выдержать сможешь ты,
Путь свой достойно пройти.
К картине Константина Васильева Лесная готика
Наталия Пояркова
Лесная готика. Сурова,
И так возвышенна она.
Так аскетически-духовна,
И прямо вверх устремлена.
То — северный могучий лес,
Как храм, России незнакомый.
В средневековой старине,
В Европе Западной — он дома…
Безмолвны сосны, что стоят
Вокруг, как строгие колонны…
Но через кроны их блестят
Потоки солнца неуклонно.
И заливают все вокруг
Своею силой животворной…
И слышится органный звук:
Стихийный, мощный и просторный.
Звучит по-разному орган:
То громы слышатся, то вздохи.
И целых звуков океан —
Мятежных, гордых и глубоких.
Лирический напев вдали…
Родной и близкий… Быль иль небыль?
То елочка, взлетев с земли,
Стремится ввысь, навстречу небу.
И страстно хочешь ей помочь
Пробиться к солнечному свету,
Не дать стихиям превозмочь
И задушить росточек этот…
К картине Константина Васильева Маршал Жуков
Наталия Пояркова
И вот — свершилось! Победил
Народ-герой, народ-воитель.
Флаг над рейхстагом водрузил
Европы истинный спаситель.
И маршал Жуков, что привел
Солдата русского к Берлину,
Значенье символа обрел,
И стал фигурою былинной.
Лик гордый. Сильный. Волевой.
С окаменевшими чертами…
И попирает он ногой
Фашистов проклятое знамя.
А где-то далеко за ним
Еще пожары догорают:
Огнем карающим своим
Остатки скверны выжигают.
И за спиною у него —
Полки, ушедшие в бессмертье.
Они погибли для того,
Чтоб жизнь была сильнее смерти.
Из пепла встанут города,
Им снова солнце улыбнется…
Но пусть нигде и никогда
Нацизм на Землю не вернется.
К картине Константина Васильева Парад 41-го года
Наталия Пояркова
Стальными рядами шагают полки
По площади Красной пред боем:
Ведь прямо в сраженье уходят они,
Москву заслоняя собою.
Еще далеко долгожданный салют…
Но шаг их так грозен и точен…
Им Минин с Пожарским напутствие шлют,
Потомкам Победу пророча.
Гуси-лебеди
Наталья Зимнева
К одноимённой картине Константина Васильева
Там Русь молчит таинственно и звонко,
там девушки, как родники, чисты,
там смотрит Бог на вас из глаз ребёнка
и вглубь времён есть скрытые мосты.
Та Русь ушла с земли в сердца и души,
тот свет любви над нами, словно нимб,
и дан с тех пор нам дар смотреть и слушать,
как прошлое восходит из глубин.
Золотокосая, дорогой лебединой
лети, лети, куда душа зовёт,
ты возвратишься в этот край былинный,
когда растает тёмно-синий лёд.
Надёжней стражи с грозными мечами,
вернее силы в мужеских руках
ты, хрупкая, оберегаешь память
на светозарных этих берегах.
Жница. K. Васильев
Светлана Леснова
Берёза в шрамах… Скажи, подружка,
С тобой ли ветер, когда мне душно?
Ты утешаешь листвой воздушно,
Да, мне, родная, не он ведь нужен.
Что серп и месяц? — гуляют вволю.
Один — по небу, другой — по полю…
Как остро — к жилке… мне быть двужильной,
Ах, жито, жито в панёве синей…
Отголубели цветы, вот доля,
Стерня сухая, что правда, колет.
Ой, скройся, месяц, за косогором!
Мой васильковый, я без укора.