Валерия Салтанова
Девяносто третий год,
Девяносто страшный.
День грядущий нас зовёт,
Держит — день вчерашний.
И рецептов не даёт,
Как душе стать чище,
Девяносто пьяный год,
Девяносто нищий.
Мы опять у той двери,
Из которой вышли.
Вновь за нас решит жюри,
Кто в забеге лишний.
Бог визитками набьёт
Чёрные конверты.
Почтальоном у ворот —
Девяносто смертный.
Перестройка…
Владимир Жуков 7
Звучало слово — Перестройка,
Мелькал в Экранах — Горбачёв,
И убеждал, довольно, бойко…
Что он, наследник — Ильичёв!
Что коммунист, до кости — мозга…
С кристально, чистою душой,
Что он сторонник, только долга…
А за Народ, он весь горой!
Измену… подлую задумал,
Страну к ней ловко подводил,
А чтобы было больше шума,
Он даже Гласность объявил.
Решил бороться он за Трезвость,
И на Лозу, как в бой пошёл,
И проявил такую резвость,
Что так в Историю — вошёл.
Все Виноградники сгубили,
Запрет на Водку в ранг ввели,
Табачны Фабрики — закрыли,
Кооперативы — завели.
Народ вначале весь опешил,
Не мог он быстро всё понять,
Как обдурил, всех Лысый леший,
Как мог всю Власть, к рукам прибрать…
Что вдруг исчезло всё с Прилавков,
Хотя ведь не было Войны,
И меньше стало здесь Порядка…
А Речи, вроде все — верны.
Как Кот — баюн, он Словесами,
Страну большую усыпил,
И обзавёлся, сам пажами…
С Раисой, весело — зажил.
И ездил с нею за Границу,
За Мир, как будто — выступал,
Со всеми, чтобы помириться,
Свою там Родину продал.
В угоду этой светлой паре,
Чтоб за Границей им бывать,
Чтоб были там, они как Баре…
Пришлось Стране всей — пострадать.
Делиться начали Народы,
Обиды начали считать,
Что осквернили Их — Породу…
Что надо срочно всё — менять.
Свои родней, долой всех русских,
Обид, так много нанесли,
В Тисках держали, очень узких,
Весь Генофонд наш — извели.
А подпевалы — журналисты…
Хапуги, воры и рвачи,
И к ним примкнувшие артисты,
Слетелись в кучу, как — грачи.
Почуяв запах здесь наживы,
Чтобы урвать, кусок жирней,
Искали всякие мотивы:
Как отщипнуть, да поскорей.
И из подполья выходили,
И теневик, и криминал;
И с властью дружбу заводили,
А мент то дело — прикрывал.
И находились — интересы,
Объединяли всех врагов,
А вскоре вся почти и пресса…
Была промывкою — мозгов!
И что случилось, всем известно…
Распался мощный наш Союз;
Поют теперь другие песни…
Такой случился вот — конфуз!
Девяностые. О свободе и демократии
Галина Андреева 2
Хоть и сытые, но в тоске,
Ошалев от беспечной лености,
Прозябали мы все в Совке,
Игнорируя Общие Ценности.
Слава Богу, нашлись умы
В недовольном нашем народе,
И теперь вот по уши мы
В демократии и свободе.
Общих Ценностей впрямь не счесть,
Весь букет налицо, не менее:
Голодайте, коль не на что есть,
И отсутствует разумение.
Ах,не нравится? — Как же быть?-
Позабудьте, что было ранее.
Нынче многим придётся жить
В ожидании вымирания.
Утешайтесь, что, наконец,
В самом центре города,кстати,
Появился Секc-шоп! Венец
Свободы и демократии!
Девяностые. Рыночный путь
Галина Андреева 2
Магазины забиты пищею.
Состоятельным — благодать!
А в подземных проходах нищие
Просят детям на хлеб подать.
На базарах такое множество
Заграничного барахла.
Свой подержанный скарб — убожество-
Безработная принесла.
Где витрины собой любуются,
Там охрана и яркий свет.
А в подъездах и тёмных улицах
От разбоя спасенья нет.
Вместо западной пробы рая нам —
В страшном коллапсе вся страна,
И победно идут по окраинам
Эпидемии и война.
На проспектах столиц сувЕренных
Не заметен весь этот срам:
Там шеренги дельцов уверенных,
Там сияют огни реклам
И спешат лимузины модные.
Вот он, Рынок! Уже готов!
И теснят старики голодные
У помоек голодных котов.
Частушки перестроечные — Выйду на улицу
Ирина Кривицкая-Дружинина
Вспомните. как это было!!
Выйду с работы — товару нема:
Эта перестройка свела меня с ума!
Людно на улицах — негде пройти,
А в магазинах — шаром покати!
Бегаю час я и бегаю два,
Чувствую – кругом пошла голова.
Раньше мы гуляли в зеленом саду,
Нынче по городу ищем еду…
В транспорт залезешь, одёжу губя, —
Сам всех облаешь, облают тебя:
Как на соседа не выплеснуть зло,
Если от голода брюхо свело!
Видно, придется поллитру купить:
Нечего есть, так попробую пить!
Гляну на очередь — выпадет глаз…
Вот что наделал проклятый указ!
Чистое тело — здоровья залог.
Где же стиральный достать порошок?
Пасту, лосьон алкоголики жрут —
Мыло, наверно, на закусь берут…
Вот уже под вечер аж пятки горят,
Ноженьки резвые в койку хотят!
Помню, когда-то ходили в кино —
Нынче об этом забыли давно…
Даже в аптеках исчез стрептоцид,
Презервативы — и те дефицит!
Девки гуляют, а я воздержусь:
Тоже охота, да СПИДа боюсь!
Чем же, родимые, душу отвесть?
Нечем помыться и хочется есть…
Тут поневоле начнешь поминать
Русскую нашу такую-то мать!
Привет из 90-х
Марина Беляева
Мы применяли в жизни чужие правила,
Платье надев чужое, хоть и с иголочки.
Только вот жизнь сама по местам расставила,
Что не сумели мы разложить по полочкам.
Это — такое странное наваждение,
Это — каприз случайный и блажь минутная.
Мы совершили ложное восхождение:
Время такое было — шальное, смутное.
Мы проверяли правду грехами прежними,
Мы доверяли дружбе, святой и истинной.
И обернулись жертвами неизбежными
Всё, что считалось передовыми мыслями.
Всё, что своим казалось, как в бездну кануло.
Да по чужим карманам осело вскорости.
Jedem das seine. Что тут жалеть о малости?!
Вот и прикиньте: нет ли печальней повести?!
Грани эпохи. Время перемен
Марк Горбовец
(Из цикла «Время и Люди»)
Две ноги в социализме,
Ничего не предвещало,
Все крутилось в организме,
И стабильность обещало.
Вдруг коленки подвернулись,
Ноги видно пошатнулись,
Строй стал медленно крениться –
Ясно он не сохранится.
Коль паденье неизбежно,
Хватит с ним общаться нежно,
Мы разрушим этот строй,
Новый светит за горой.
Демократы тут проснулись,
За свободой потянулись,
Стали лидера искать,
Строй прогнивший полоскать.
Тут пошло везде броженье,
Забурлил и сам народ,
Поступило предложенье
Разогнать весь старый сброд
Лидер новый появился
И на танке водрузился,
Стали пушки тут стрелять-
Ультиматум предъявлять.
Смена власти, получилась,
Все кругом зашевелилось,
Закачался белый дом,
И горел чуть-чуть потом.
Как прошло это несчастье,
Улеглись немного страсти,
Стали строить новый строй,
Красно бело голубой.
Свое знамя развернули,
Герб с орлами враз вернули,
Стали щеки надувать
И с Чечнею воевать.
Новый строй- благое дело,
Вся Россия обалдела,
Появился бизнесплан,
И духовный атаман.
Банки тут зашевелились,
Стали средства собирать,
Пирамиды появились,
МММ к себе стал звать.
Продавать заводы стали,
От рекламы уж устали,
Ваучер создал Чубайс,
Им порадовали нас.
Обманули в раз Ивана,
Что ведется все гуманно,
И не враки это — быль —
Из бумаг автомобиль.
Есть и ваучер сильнее,
Если хочешь, им владея,
Получай себе завод —
Никаких тебе забот.
У кого-то получилось,
Чья- то группа изловчилась
И, пройдя всю процедуру,
Схапали завод за дуру.
План приватизации
Довели до нации,
Стали сразу выполнять,
Чтобы время не терять.
Стали резать сей пирог
И хватать, кто сколько мог.
У кого хватило сил
Тот побольше прихватил.
Все по плану, как не странно,
Расширяется программа,
Разработал тут Чубайс
С заграницей наш альянс.
С рук его вся заграница
Враз решила прикормиться,
Стала доллары давать
И богатство прибирать.
Нефть, руда и рыба даже
Вошли в квоту для продажи,
Возмущался свой народ —
Не досталось ему квот.
Театр перестройки
Марк Горбовец
«Весь мир — театр,
В нем … — все актеры»
Шекспир
Театр уже не тот.
Не те артисты и народ,
Не та уж сцена и сценарий,
Не тот духовный планетарий.
Все изменилось: сцена и артисты,
Спускаются со сцены старые статисты.
Театр обрезан до краев,
Сценарий не совсем готов.
Фальшивы из оркестра звуки,
Картавы, мутны голоса,
Трясутся дирижера руки,
Обслуга лапотна, боса.
И занавес висит дырявый,
Вся закулисная возня
Видна в очках с простой оправой,
И слышна бранная грызня.
Репертуар шальной, непрочный,
Артистов круг весьма порочный,
Не убраны фасад и двор,
Несут рекламы сущий вздор.
А зритель лишь наполовину
Осмыслить может ту картину,
Что подготовил режиссер,
И шлет презрение в укор.
Не хочет он смотреть на сцену
За предлагаемую цену,
От этой всей игры устал —
Встревоженный и нервный стал!
Мы и ГКЧП…
Марков Александр
Страна тогда пошла вразнос…
Куда история качнется?
И мучил каждого вопрос:
Прольётся кровь иль не прольётся?
Какой возможен оборот,
И что потом случится с нами?
Но не доверился народ
Жлобам, с дрожащими руками.
Гудит, как улей, горсовет,
Наверно, так же было в «Смольном».
Достойный город дал ответ,
Демократичный и прикольный.
На благо или на беду,
Назад дороги больще нету.
Я в заводской партком иду,
Чтобы расстаться с партбилетом…
Кто нынче помнит тот аврал?
Другое племя народилось.
Похоже, зря билет сдавал,
ГКЧП — то… возвратилось…
Лихие девяностые
Наталья Цысь
Мы возвращаемся в лихие девяностые,
Там пули через раз свистели смертоносные.
И если ты сейчас поддерживал протесты,
С браслетом на руке ты сразу под арестом.
В чиновничьем строю во всем единогласие,
На митинги выходят с ними не согласные.
Я знаю тех людей, кто не давали взяток,
А для системы это страшный недостаток.
У нас в большой стране теперь импровизация,
Возникла граждане у нас оптимизация.
Мы задыхаемся, нам жить так невозможно,
Живут чиновники всё так же осторожно.
И выборы у нас одно недоумение,
Забылось прошлое в одно, в одно мгновение.
С правами человека — снова распишитесь,
И каждый раз опять, какой — то нарушитель.
И снова обыски, за взятки будут следствия,
И вот тогда друг другу будем соответствовать.
И говорят они — она неврастеничка,
А им уже на шеи вешают таблички.
Про девяностые всем слышатся пророчества,
Я слушать не хочу про вашу суку лётчицу.
И как же горько нам, и так закономерно,
Что награждают юных мальчиков посмертно.
Девяностые
Ника Ребровская
Тот кошмар остался в девяностых:
Затряслась в агонии страна,
Краткий путь от взлёта до погоста
Выбирала местная шпана.
Продавались души и квартиры,
Честь и совесть, ум и красота.
Появилось слово «рэкетиры» —
Получила статус гопота.
Пропустив по кругу «четвертушку»,
В гараже трепались мужики:
«Нынче жизнь не стоит ни полушки,
Вон, опять два трупа у реки!»
Мой сосед сказал: «Да знаю, плавал!
Я когда-то «Фауста» читал.
Просто к нам в сердца забрался дьявол,
Вот и гибнут люди за металл.»
Эпоха Бориса Ельцина — Кровавые девяностые
Николай Чернов 68
Прошла эпоха девяностых,
Промчалось время нулевых.
Кого — то жизнь списала просто,
А кто — то лишку на троих.
Кому -то счатье улыбнулось, —
Вдогонку с трепетом об стол…
С судьбою смерть переглянулась:
«Не тем дорожку перешёл.»
Кому — то выпала удача,
Когда на «красный» проскочил,
И уж без зависти, тем паче,
Когда и правил не учил.
Но, вот какая незадача,
Что смерть сумевший обмануть,
Не воздыхая и не плача,
Рискует с ней продолжить путь.
Там всё по правилам: без тостов,
Как исключенье — краткий стих,
Без выстрелов из девяностых
И без «Рояля» на троих.
Дети девяностых
Ледяные батареи девяностых.
За водой пройдя полгорода с бидоном,
Сколько вытащишь из памяти заноз ты,
Овдовевшая усталая мадонна?
Треск речей, переходящий в автоматный,
Где-то там, в Москве, а тут — свои заботы:
Тормозуху зажевав листком зарплатным,
Коченели неподвижные заводы.
Наливались кровью свежие границы —
Ну зачем же их проводят красным цветом?
А подросшие участники «Зарницы»
Косяки крутили из бумажных вето.
Только детям все равно, когда рождаться:
Этот мир для них творится, будто снова.
Сколько раз тебе и петься, и рыдаться,
Изначальное единственное Слово?
Мы играли на заброшенном «Чермете»,
В богадельне ржавых башенных атлантов,
И не знали, что судьба кого-то метит
Обжигающими клеймами талантов.
Мы росли, а небо падало, алея.
Подставляй, ровесник, сбитые ладони!
Вряд ли ноша эта будет тяжелее,
Чем вода в замерзшем мамином бидоне.
Для чего?
Юрий Горбатов
А для чего тогда всё это —
Заводы, корабли, мосты
И в мире лучшие ракеты,
Раз души и сердца пусты?
Зачем наука и искусство?
К чему над Библией корпеть?
Взамен всему шакалье чувство —
Скорей, скорей разбогатеть.
А слово сладкое — Свобода?
Да пОлно! Душу не трави.
Она в России в эти годы
Посолонела от крови.
По грязной рыночной траншее
Страну упрямо волокут.
Скрепит, скрепит на русской шее
Постылый западный хомут.
Белый Дом
Юрий Михайлович Агеев
Белый Дом съела копоть,
Пули сбили гранит.
Ничего здесь не трогать!
Пусть, как память, стоит.
Будут помнить палаты
Кровь с расстрелянных стен:
Здесь стоял Хасбулатов —
Первый русский чечен.
Спите, жертвы Конвента,
Обретая покой.
С неба снежный Альенде
Вам помашет рукой.
Не хватило вам силы
Удержаться в кольце.
У растленной России
Аргументы — в свинце.
Чьи истлели останки,
Кем убит депутат? —
Знают истину танки
Да орава солдат.
Девяносто третий год
Юрий Михайлович Агеев
В тот год была расстреляна свобода.
К парламенту подтягивались люди.
Цепочки по проездам, переходам
тянулись укрывать свободу грудью.
Шли, смену отпахавшие, мужчины
и даже те, кто возрастом не вышел.
По лестницам, скрыв масками личины,
карабкались опричники на крыши.
Повизгивали гусеницы танков,
тряслась земля, расплющили кого-то.
Итог всех начинаний одинаков:
большая кровь и снова мир под гнётом.
Порыв души — занятие пустое,
ведущее к решётке или к моргу.
Горел парламент, умирая стоя,
трещали автоматы на задворках.
Потом дожди ноябрь хлестали плетью,
сменялись дни мучительно и сиро,
я думал: «Сколько ж надо жить на свете,
чтобы дожить до праведного мира?»
Девяностые
Юрий Михайлович Агеев
Погрустнел и сник менталитет,
размножая пьянь и наркоманов,
рвётся к власти криминалитет,
низвергая прошлых уркаганов.
В переходах, тонущих в говне,
рявкают, порой, из пистолетов,
нет ножей нормальных по стране,
дефицит удавок и кастетов.
Нет стальной и правильной руки,
чтоб порядок выстроить в борделе,
смяли обывателей братки,
выставив кордон в конце тоннеля.
Свергшие режим СССР,
расплодили выродков и сук вы,
и висит плакат ЛДПР —
новый указатель на три буквы.
Перестроечные времена
Юрий Михайлович Агеев
Исправлена история
и честь пошла в загон,
в гостинице «Астория»
гуляет мистер Джон.
А на него все молятся
и все кричат: «Подай!»,
но скоро перестроятся —
и в заграничный рай!..
Я в Сталина не веровал,
не уважал ЦеКа,
и знал, что будем первыми,
когда своя рука,
но руку не протягивал
вершителям судеб
и жил себе, дотягивал
на воду и на хлеб.
Сейчас кричат: «Иначе всё,
совсем, совсем не так,
на брежневской, на даче сто
нахлебников, как факт.
Всё отдано, раздарено,
чисты перед страной…».
Сижу над брюквой пареной
под вечер в выходной.
И мысли лезут куцые,
да на пустой живот:
«Какая революция
от голода спасёт?»
Продана история
и честь пошла в загон.
В гостинице «Астория»
нас хвалит мистер Джон!
Повышение цен
Юрий Михайлович Агеев
Повышаются цены —
снижается жизнь.
Или режь себе вены,
под поезд ложись,
или грабь на буханку,
а деньги, что тлен —
догорают они
в повышении цен!
Как же люди? Куда им —
в голодную смерть?
Жизнь за горло хватаем, —
понять не успеть,
что страшнее войны,
ада ядерных сцен,
умиранье страны —
повышение цен!
Не у нас в закромах
и в матрасах рубли!
Что же там, на верхах,
эти боги Земли, —
жиром залили души
и мы им на хр`ен?..
Всю державу задушит
повышение цен!
