Годы жизни: 1796-1855
Предшественник: Александр I (родной брат)
Преемник: Александр II (сын)
Род: Романовы
Отец: Павел I
Мать: Мария Фёдоровна
Супруга: Александра Фёдоровна
Дети: Александр II, Константин, Николай, Михаил, Мария, Ольга, Александра
Как Николай I строил дороги
Анатолий Чигалейчик
Царь Николай двенадцать лет
Уже Россией нашей правил,
Каким он был не мне судить,
Но память о себе оставил.
Царь думал, почему французы
В Версаль пустили поезда,
Зачем ему Царю России
В карете тряская езда?
И Царскосельскую дорогу
Наш Царь построить приказал,
Однако царскую забаву
Народ волшебною признал.
Гремят военные оркестры,
В столице северной — восторг,
Мазурка « паровой машине»,
Таким дороге был итог.
Прошло пять лет, и Царь задумал,
Санкт — Петербург связать с Москвой
Железной скоростной дорогой,
Сам Царь провёл черту на карте —
«Дорогу строить по прямой!»
И два полковника путейца —
Один был Крафт, а вот второй —
Сам Павел Мельников герой.
Свой штаб он в Чудове создал,
А Крафт в Твери обосновался,
На стройку сам не выезжал.
Семь лет подрядчики резвились,
За счёт казны обогатились,
Казна Царя по швам трещит,
Царь на Клейнмихеля ворчит.
«Ты что копаешся семь лет?
Смотри — заставлю грызть паркет,
Дорогу сдашь мне через год,
Иначе ссылка тебя ждёт!»
Клейнмихель как умел старался,
Хотя умом не отличался,
Закончил стройку точно в срок,
И первый поезд приволок
В Москву гвардейцев для парада,
Где офицеров ждёт награда.
Тут император вдохновился,
В Москву на поезде явился,
В пути Царь сделал остановку
У Веребьинского моста,
Царь чудом стройки любовался,
Подрядчик думал не спроста,
Царь к стройке века придирался.
«Крась рельсы» — закричал приказчик,
Пока не видит брак заказчик.
Вмиг рельсы краской облепили,
(У нас царей всегда любили),
На краске масляной впервые,
Локомотив забуксовал,
Но Мельников не растерялся,
Он о причине догадался,
Приказ « на рельсы сыпь песок»,
Локомотив как зверь могучий,
Состав по рельсам поволок.
При виде чудища такого,
Трезвели сразу мужики,
Собаки лезли под колёса,
На паровоз неслись быки,
Чтоб с грозным чудищем сразиться,
Пред сельским стадом отличиться.
А Царь на радости в столицу
Стал паровозы посылать,
Свою трусливую царицу
Задумал почтой вдохновлять.
Но раз из северной столицы
В Москву не прибыл паровоз,
Клейнмихель Мельникову Павлу
Приказ даёт, чтоб он привёз
Пакет Царю московским встречным.
Вагон за тендер прицепили,
На север ночью покатили.
За Клином есть изгиб дорожный,
Всегда для машинистов сложный,
Там паровозы в лоб столкнулись,
Так самой первой катастрофой
Поездки эти обернулись.
Два паровоза дыбом стали,
Сирены грозно завывали,
А Павел чудом жить остался,
Он позже брату признавался.
За службу Мельникова с Крафтом
Царь скромной Анной наградил,
И « антрацитную» дорогу,
В Донбассе строить предложил.
На Юг железную дорогу
Построить Царь наш опоздал,
Быть может, здесь он просчитался,
Войну в Крыму Царь проиграл.
Царём стал Александр второй,
Освободитель волевой.
При нём железные дороги,
Начали строить толстосумы,
Их не пугали взяток суммы.
Тут оказалось, Пётр Великий
Столицу зря себе создал,
Москву железные дороги,
Связали как большой вокзал.
Анатолий Чигалейчик
О тайном обществе в России,
Царь Александр конечно знал.
Но трогать высших офицеров,
Не стал, не смог — он выжидал.
Но вот зимою в Таганроге,
Простыл и вмиг откинул ноги.
Своим преемником негласно,
Он Николая предпочёл.
Лишь одного он не учёл,
Что декабристы бунт устроят.
Но Николай их усмирит,
И власть монарха укрепит.
Его боялась вся Европа,
И турки и седой Кавказ,
И даже Альбион туманный,
Царю вредил уже не раз.
И вот война, теперь в Крыму,
Вновь Севастополь наш в дыму.
А в феврале курьер примчал,
И император вдруг узнал,
На Черном море и на суше,
Войну он глупо проиграл.
За тридцать лет он так устал,
Через неделю яд принял.
С женою Николай простился,
И к внуку Саше обратился,
«Учись мой внучек умирать
Мой путь не вздумай повторять!»
А современники писали,
Что толком ничего не знали.
В соборе Павла и Петра,
Настала страшная пора.
Наследник горько слёзы льёт,
Тут басом дьяк, как заорёт:
«Со святыми упокой»,
Что в храме стены задрожали
И захотелось всем домой.
Ведь царь так быстро разлагался,
Народ в соборе задыхался.
Вдруг император пожелтел,
Лицом местами почернел,
Так повлиял на тело яд,
Царь отравился, говорят.
А Фет, не зная этих дел,
Стих написать вдруг захотел:
«Ты был не царь, а лицедей,
Не Богу ты служил, и не России
Служил ты суете своей».
Николай I
В двадцать девять лет — на трон.
Первый шаг его — расправа.
Долгий путь проделал он.
С царскосельскою пальбою
И под колокольный звон.
Свет, увидев над собою,
Закричал. … Явился ОН!
Сразу к царствующей бабке,
Это был последний внук,
В установленном порядке
Прибыл в самый близкий круг.
«Счастье» кончилось внезапно,
Вскорости Господь прибрал.
Няньку новую, понятно,
Взяли, чтобы с ней играл.
Нянечка была шотландка.
Семь лет полных только с ним.
Ничего, что иностранка
Он всегда ей был своим.
Лайон с детства приучала
К благородству, смелым быть.
И сама не замечала,
Как легко своё забыть.
Мальчик очень привязался,
Всю жизнь Лайон вспоминал.
Как бы он потом не звался,
Он её не забывал.
Во дворце ей дал квартиру
Несмотря на круговерть
Поселил не по ранжиру …
Там застала её смерть.
Все последующие годы
С Николаем был Ламздорф.
Граф особенной породы,
Да и воин будь здоров.
Воспитательской же жилкой
Он, увы, не обладал.
На детей смотрел с ухмылкой,
Век, похоже, доживал.
Смерть отца он помнил плохо
Знал, что умер тот не сам.
Был далёк от охов, вздохов,
И не верил чудесам.
Тяга к воинскому долгу
Всё отцовское подолгу
Изучал — так зрела страсть.
Самой лучшей же наградой,
Посмотреть парад, развод.
Мать была порой преградой,
Ей семья нужна — не взвод.
А в войне с Наполеоном? …
Он проходу не давал.
«Убегу!!!» — кричал со стоном
Брат «в узде» его держал.
Был он младшим и любимым,
Потому-то брат берёг.
Был тот жест неоценимым,
Он фамилию стерёг.
После взятия Парижа
Николай и Константин
За границу для престижа
Подались. Вопрос один.
Посмотреть следы сражений?
Ни к чему тогда спектакль.
Из других соображений, …
А каких? Узнать не жаль.
И узнали очень скоро
Александр всех вёз в Берлин.
Их король без всяких споров
Был с решением не один.
За приданым, … выбор мой
Дочь — красавица Шарлотта
Должна стать ЕГО женой».
И подходит к Николаю.
Николай: «Я очень рад!
Я давно Шаротту знаю!
Я готов! Спасибо брат».
И оформили помолвку.
Подписали документ.
Женихи все сбиты с толку,
Но упущен был момент.
Возвращались братья вместе;
Александр, к своим делам,
Константин к своей невесте,
Николай не знал и сам.
В Петербурге ждал куратор,
Это был сам Опперман.
Просто Бог — фортификатор.
Картографии гурман.
Николая взял в опёку
Стал учить и обсуждать.
И былого недотёпу
Стало трудно узнавать.
В завершении учёбы
Он решился предпринять
По местам поездку, чтобы
Ситуацию понять.
А потом и за границу,
Съездить в Англию решил.
Посетить её столицу …
Buckingham вот не спешил.
Тем не менее, поездка
В общем смысле, удалась.
Посмотрел что за соседка,
Увидал, какая власть.
Весь уклад либерализма,
Он не много огорчил.
Но урок консерватизма
Он там всё же получил.
Вот и бракосочетание!
Он уже устал и ждать.
А небесное создание
Было просто не узнать.
Он всегда любил Шарлотту,
Здесь же просто обалдел.
Красотою не на йоту
Не утратила шедевр.
Фридрих прибыл в чине тестя,
Он сегодня не король.
И шутил со всеми вместе,
По душе такая роль.
И пришлось Шарлотте всё же
Православие принять.
Потому что муж дороже
Лютеранства, надо внять.
Она стала Александра,
Как и сын её потом.
И любима, и желанна
Сын согрет её теплом.
Константин, живя в Варшаве,
Александру сообщил:
«Трон занять я, брат, не в праве!»
И прошение приобщил.
И тогда в глубокой тайне
Он составил Манифест:
«Николай – наследник крайний!»
И скрепил печатью текст.
Николай, когда брат умер,
Константину присягнул.
Манифест прочли и всуе
Он с наследием тянул.
Николай стал император,
Это, как водораздел.
Кто-то скажет: «Он диктатор!»
Кто-то отойдёт от дел.
Но события развиваться
Стали, словно был в них толк.
От присяги отказаться,
Заявил Московский полк.
Батальоны шли к Сенату.
Вёл Бестужев – декабрист.
Там в каре – пресечь атаку
На вопросы, крик и свист.
Вскоре к площади стянули
Всех гвардейцев из казарм.
Кто на верность присягнули,
Шли прикрыть этот базар.
Молча ждали Трубецкого,
Он восстание возглавлял.
Ни его, кого другого,
Не нашли. Видать «слинял».
Губернатор Петербурга
Милорадович — герой.
Бил француза, шведа, турка …
Поплатился головой.
«Эй, ребята! Полк Московский!
Кто не раз вас в бой водил?»
Вышел чокнутый Каховский,
Одним выстрелом убил.
Николай, собой рискуя,
Сам к восставшим подходил.
Как опасности не чуя,
С рядовыми говорил.
Всё закончилось картечью.
Залп прошёл поверх голов.
Лучше бы закончить речью,
Слушатель был не готов.
Даже ВРЕМЯ не посмело
Всё расставить по местам.
Так оболганный умело,
Он дошёл до нас, как срам.
К власти он совсем не рвался,
Константину присягнул.
Либерал вовсю старался
И убийством припугнул.
Что хотели декабристы?
Демократии во всём.
А залётные артисты
Типа Пестель, здесь при чём?
Всем давай свободу слова!
А кто рот им затыкал?
Пушкин разве не основа
Той свободы. Кто не знал?
Конституцию хотели?
Брат хотел не меньше их.
Как Сперанского «уели» …
Он ведь тоже из «своих».
Против крепостного права?
Александр ещё начал …
Декабристам нужна слава,
Вот народ так и встречал.
Он за тридцать лет правления
Казнил только пятерых.
Есть примеры для сравнения?
Это был удар под дых.
Избиения и пытки,
Это был нормальный факт.
Николай даже попытки
Пресекал, как подлый акт.
Власть должна во всём единой,
Центр всем должен управлять.
Создал сыск и стал он силой.
Бенквндорф стал заправлять.
Снова с Персией разборки
И опять виной Кавказ.
Все угрозы, кривотолки
Головная боль подчас.
И Ермолов разобрался …
Шах персидский сам не рад,
Что в войну опять ввязался.
Мир и нет пути назад.
И пришлось тому же шаху
Нам отдать Нахичевань.
Понял шах, что дал он маху.
Всё же шах, а был бы рвань.
За симпатии грекам, турки
Нам свой выразили гнев.
И опять, как полудурки,
К нам с войной, не поумнев.
Дибич с корпусом, всёго-то
Поти взял, Каре, Эрзерум.
Стольный град видать в бинокль,
Слышно в Поти: «Караул!»
К беззащитным, янычары
Могут крутость показать.
Но при виде русских, кары
Вряд ли могут избежать.
И пришлось забрать, конечно,
Ахалцихский район.
А вот Греция навечно
Туркам — вечный перезвон.
В Польше снова беспорядки,
Константин чуть не погиб.
Сейм всё делал без оглядки,
Что восстание — перегиб.
Снова Дибич, как на юге,
Под Варшавой показал.
Что он здесь не на досуге,
Всех примерно наказал.
Затянула все холера.
Умер Дибич, Константин.
У поляк возникла вера,
Что поможет карантин.
Граф Паскевич был замена.
Николай отдал всю власть.
Взяв Варшаву, власти смена
Но кипела ещё страсть.
Кто был этим не довольны,
По Европе разбрелись.
По их мнению, всё же вольны …
Страсти так вот улеглись.
Царство Польское создали,
Был подписан Манифест.
Но российские скрижали
Стал и им священный текст.
Вот железная дорога,
Царскосельский вариант,
Стала вдруг, по воле Бога,
Как прорыв, умам гарант.
А пока всё закупали.
Строил Герстнер — инженер.
Брали всё, не выбирали …
Рельсы, шпалы, например.
Колея была пошире.
Тоже Герстнер виноват.
Мы единственные в мире,
Кто такому только рад.
Только праздник отгуляли
Снова Турция зовёт.
Египтяне их «достали»
Анкара вот-вот падёт.
Николай не лез в объятья,
Смог брезгливость превозмочь
Турки нам хоть и не братья.
Всё же надо им помочь.
И вот наши на Босфоре.
Тридцать тысяч молодцов!
Муравьёв у них в фаворе,
Настоящих храбрецов.
Мухаммед Али смутился
И на русских не пошёл.
Он к французам обратился,
Но поддержки не нашёл.
А Европу в это время
Продолжало сотрясать.
В Пеште брошенное семя,
Начинало прорастать.
И трон Габсбургов качнулся,
Венгры показали прыть.
Мир для них перевернулся,
Всех австрийцев стали бить.
Независимость, свобода!
Вот что стало их девиз.
И буквально за полгода
Всё летело только вниз.
И в Хорватии восстание,
Трансильвания бурлит.
Сербы, как напоминание,
Вольнодумство в них не спит.
Вот и Буду венгры взяли,
Вену скрутим, дайте срок.
Но идти, пока не смяли,
Надо было на Восток.
Франц-Иосиф понял первый,
Первый помощь попросил.
Николай – союзник верный,
Все претензии простил.
И Иван Паскевич вскоре,
Тот, кто Польшу усмирял,
По Европе, словно в поле,
Вёрсты лихо отмерял.
Пешт и Буда были взяты,
Сдались Мункач и Арад.
Документы все изъяты
Больше не было преград.
Так что Габсбурги довольны,
Австро-Венгрия живёт.
Скоро руку жать, невольно,
Всё желание пропадёт.
Николаю самый главный
Стал аграриев вопрос.
Ход реформ, пусть даже плавный
С каждым годом всё же рос.
Крепостных в два раза меньше,
Больше стало госкрестьян.
Все с наделом, ни как раньше,
Даже были из дворян.
Шла отмена осторожно
Крепостничества, как факт.
Не успел принять, как должно,
Этот судьбоносный акт.
Самым грозным испытанием
Стала Крымская война.
Руководствуясь незнанием,
Мол, проиграна она.
И клише на Николая
Что «прогнил» его режим.
И «отсталость», точно зная,
Что сей бред, непогрешим.
Мир «позорный» заключили,
«Потеряли» целый флот.
Все долги их нам «простили»
И солдат уже не тот.
Кто ж наш враг на самом деле?
Три империи! Вот так!
Королевство, тоже в теле …
Вот такой навис «кулак».
А теперь давай по списку.
Первой Англия стоит.
Самый мощный флот, без риску
И промышленность не спит.
Франция — второй флот в мире.
Экономика растёт.
Сухопутных войск – четыре,
Но колонии не в счёт.
Плюс Османская держава.
Флот слабее, тоже есть.
Ну, и армию держала …
У султана есть ли честь?
И Сардинское королевство,
Не ахти, какой игрок.
Двадцать тысяч не наследство,
А штыков дала не впрок.
И другие государства,
Австро-Венгрия в пример
Из-за зависти, злорадства
Не приняли должных мер.
Даже Пруссия – соседка,
Нам союзница вдвойне
Вдруг решила, как наседка,
Отсидеться в стороне.
Что хотела эта сила?
У России Крым забрать?
Их не эта мысль бесила.
Мысль – Россию обуздать.
В планы троицы входило:
Всю Финляндию забрать,
И с Аландами, как было,
Всю Прибалтику прибрать.
Крым вернуть, само собою,
Черноморский флот в расход.
А Кавказ, с такой судьбою,
Весь отторгнуть … и в доход.
Всю Валахию с Молдовой
Австро-Венгрии отдать.
Пальмерстон, пусть и основой,
План советовал принять.
Польша? Дать былую славу!
И в границах тех времён.
Всю российскую ораву
Уничтожить, без имён.
Ничего у них не вышло.
Николай собрал костяк,
Гордость Родины — не дышло,
Когда в сердце реет стяг.
Севастополь — гордость флота,
Враг не смог его весь взять.
Моряки, чины, пехота
Не отдали даже пядь.
Здесь погибли адмиралы,
Гордость нации навек.
Рядовые, генералы
Дали всем прямой ответ.
Австро-Венгрия решила
Три державы поддержать.
Прусский трон, вообще машина,
Стал почти не возражать.
Шведов Англия склоняла
В коалицию вступить.
Вот Россия и меняла
Свою тактику. Как быть?
Николай — недюжей воли
К катастрофе был готов.
Основные силы, что ли?
Все на Западе, без слов.
Шестьсот тысячное войско.
Было чем атаковать.
Крым вселял чуть беспокойство …
Знал, что их там не сломать.
Не увидел он развязки
Умер рано. Жил да жил …
Отравился? Это сказки.
Память нашу заслужил.
Николай I
За честь страны пред миром целым
Стоял Он, как пред алтарём,
Он был по сердцу — офицером,
И по призванию — Царём.
Да, всё непрочно в этом мире,
Но Он остался на века
В нетленном бронзовом мундире
Конно–гвардейского полка.
Чугунное время
Разгадка произвола царской воли
Лежит в событиях смуты дворянской,
Что от Сенатской площади и доле
Умы уводит в смысл непостоянства:
Несовершенство и непрочность власти,
Которая, как колос, пошатнулась…
Поддавшись неожиданной напасти,
Страны опора — не стена качнулась!
Карая декабристов и причастных,
Ссылая семьи сотнями в Сибирь,
Стал Николай судьей родов несчастных,
Принявших тяжесть непосильных гирь.
Запомнив навсегда «друзей» декабрьских
И цену действий, столь «неосторожных»,
Царь насадил воистину слуг рабских —
Чиновников бездарных, но надежных.
Та Канцелярия на всю страну гремела,
Четыре отделения объяв.
Сперанский все законы свел умело
В единый свод фундаментальных прав.
То временье «чугунным» называлось —
Чиновников и служб безликих тьма!
Все мыслящее сходу изгонялось,
А неугодных «лиц» ждала тюрьма.
«Официальная народность» дополняла
Кодификации порядок на местах,
Теориями праздными пугала
Рабов бесправных, сея лишний страх.
Доктрина охранительной звучала:
Беречь патриархальности устав —
Хранить «исконно-русские» начала,
Крестьянина лишающие прав.
Закон хранил оковы крепостные.
Дух канцелярский составлял канву
Политики, душившей все отныне
И пушкинских свобод святых молву.
Николай Первый
Беллетристика до скуки.
Увлекался он войною,
Знал и точные науки.
Был в быту неприхотливым,
Знал военные уставы,
Но, являясь формалистом,
Не снискал в войне он славы.
Декабристов осудивши,
С точки зрения морали
Николай и царедворцы
Декабристам проиграли.
Возлагались им надежды
На террор, сыск и цензуру.
Развивались однобоко
Просвещение, культура.
Был составлен свод законов,
Вроде бы уложен в норму.
В управлении деревней
Киселёв* провел реформу.
И ещё Канкрин** стремился
Упорядочить финансы:
Денежной своей реформой
Экономике дал шансы.
Но кавказские конфликты,
Также в Венгрию вторженье***
Для России обернулись
Не победой, — пораженьем.
Обескровлены финансы,
А военная отсталость
Привела к большим потерям.
Только в памяти остались
Легендарный Севастополь,
Инкерман и Балаклава,
И пассивность генералов,
И солдат российских слава****.
Людмила Вышковская
В прошедшей дымке голубой
Страны парит громада.
Пусть будет царь не я, другой.
Но так сложилось, надо.
Раз надо, принимаю груз
Ответственности крайней.
Раз надо, я не побоюсь
Назвать себя хозяин.
Условности и суета
Вкруг власти обществ тайных
И пустословия тщета,
И вопли не случайны.
Вам растащить страну отцов
От скуки и тщеславья.
Доколе свора хитрецов
Галдят о равноправии.
Единой быть должна страна,
И сильной, и богатой.
И вспыхнет Крымская война,
Где Турцией примятый,
Всех православных веры путь.
Империя сразится!
В походной келье нам уснуть,
Но мало, мало спится.
Цензура, строгости сестра,
Владеет всяким словом.
Но нам для будущих итог-
Сквозь крепкие оковы
Лишь настоящее прошло.
А мусорных завалов,-
У будущего этих слов
Своих, увы, немало.
У нас же — Пушкин, на века.
Цензура не помеха
Тому, кто светит в облаках,
И громом вторит эхо.
России надобно служить,
И царство воссияет.
Трудиться, в меру есть и пить,
Царь это понимает.
Пред Богом, пред людьми он чист.
По мере сил и власти
Он заполнял России лист,
Не предаваясь страсти.
Борясь с мздоимством, воровством,
Обжорством, праздной ленью.
Был мужем верным и отцом,
Божественною тенью.
Страна не раскрывала уст,
Но крепла и росла.
Народ с словесным корнем Рус,
Какому нет числа.
И русофобия
Ему в том декабристы «помогли».
При нём в стране пошли реформы вяло,
Возможно, что иначе не могли.
Чтоб избежать повторных декабристов,
Во все дела доносчики снуют.
Они же казнокрадам, карьеристам
Вершить аферы явно не дают.
Но вновь мятеж, он разразился в Польше —
В борьбе за независимость страны
Считают, что во всём виновна больше
Россия… Польша «на тропе войны».
Мятеж подавлен. Польский сейм распущен,
Лишилась конституции страна.
И вот тогда в пропагандистской гуще
Всем стала русофобия видна.
Николай I
Юрий Краснокутский 2
Всея России император,
Сын полоумного царя.
Был кровожаднее пирата,
И этот слух о нём не зря.
Про то узнали декабристы,
Чем милость царская была.
Он так в допросах был неистов,
Что распалялся добела.
И царь не стал великодушен,
Чем можно восхитить народ.
Всё ропщут тех казненных души,
Кто поступал наоборот.
И пусть о нём в литературе,
Елей течёт из-под пера.
Он был тюремщик по натуре,
А волей Божию — тиран.
Царь наказанья узаконил,
Пороли розгами солдат,
А что Россия стоном стонет,
Один лишь он и виноват.
Цензура царствует повсюду,
В загоне лучшие умы,
Но хуже крепостному люду,
Всем от тюрьмы и до сумы.
Жандармом сделалась Россия,
Когда так долго правил он.
Ещё троих царей взрастила,
Но зашатался этот трон.
Зачем же в северной столице
Его скульптура на коне.
И он как сон тяжёлый снится
Своей измученной стране.
И почему-то сохранился
Сей идол у большевиков.
Никто тогда не усомнился,
И не взорвали прямиком.
Я в Петропавловском соборе
Стою средь царственных гробниц.
Не все Романовы здесь в сборе,
Но нет меж мёртвыми границ.