Хрущевки
Валентина Федорина
Пятиэтажные хрущевки,
Страну когда-то вы спасли,
И ваши залы, как кладовки
Дороже всех богатств земли.
После войны, после разрухи
Вы выростали, как грибы.
Вас возводили чьи-то руки,
Соединяли ваши швы.
И ваши крупные панели
Нас защищают столько лет.
Года лихие пролетели,
А вам замены так и нет.
Растут соседи-новостройки,
Другой проект, другой подход
К дизайну, качеству, комфорту,
Но помнить будет вас народ.
Хрущевки
Клавдия Смирягина Дмитриева
Они росли, как шампиньоны
на свалках старых пустырей —
хрущёвки новеньких районов
поры младенческой моей.
Плевать, что чих соседской кошки
был чётко слышен поутру,
квартиры новенькой лукошко
пленяло сразу детвору
невиданной доселе ванной,
красивым словом «туалет»,
геометрическим сервантом,
сменившим бабушкин буфет.
И вместе с нами подрастали
сирени прутик за окном,
соседних строек вертикали,
«стекляшка» — ближний гастроном.
В тени сирени и высоток,
он до сих пор меня зовёт,
мой старый дом, в чьих тесных сотах
остался детства чистый мёд.
Кукурузные высотки
Лана Степанова
Высотки — кукурузные початки
до неба дотянулись от земли.
Мне кажется, что сами в одночасье
они сквозь твердь асфальта проросли.
Горят под вечер зёрнышки янтарно,
во всех ячейках кто-нибудь живёт,
рождается, растёт и расцветает,
а может быть, совсем наоборот.
Себя до типовых квартирок сузив
(у каждого внутри — огромный мир),
живут в высотках люди кукурузы.
Мы тоже кукурузники, пойми.
Связал же кто-то наши судьбы в узел,
заставил стать нас теми, кто мы есть,
и поселил в початках кукурузы,
растущих от асфальта до небес.
Эх, хрущевочки
Марина Тарнопольская
Эх, хрущёвочки-хрущёвки,
Старые дома,
Зарешёченные окна,
Будто бы тюрьма.
Серость ветхого фасада,
Крыша протекла,
Стены лишь слегка просверлишь —
Сыплется труха.
Трубы ржавы, пол подгнивший,
По углам грибок,
Кажется, что скоро сверху
Рухнет потолок.
Две клетушки-комнатушки,
Кухня в три шага,
Да и площадь всей квартиры
Уж невелика.
Эх, хрущёвочки-хрущёвки,
Устаревший быт.
Хорошо, что хоть в подъезде
Пол у вас помыт…
Хрущёвки
Маруся Смирнова
«Хрущёвок» клетушки убогие
Казались нам манной небесною.
Вручали комиссии строгие
Ключи за труды наши честные.
Не счастье ли — стать новосёлами?
Прощайте, убогости прежние!
И хлопоты были весёлыми.
Неважно, что комнаты — смежные,
Удобства пускай совмещённые,
А кухня — размером с коробочку…
Мы, радостные и смущённые,
Сливного бачка жали кнопочку.
Ах, эта «бачковая музыка»!
Ведь раньше всё было на улице,
Почти как и будка для Тузика.
Нам в ней приходилось сутулиться
И мёрзнуть зимой. Нет сравнения
С удобствами этих «хрущёвочек»!
И сразу пошло пополнение
Наташек, Серёжек и Вовочек…
Советское время… Да, трудное.
Жилище своё, хоть и скромное,
Считалось удачею крупною,
А радость — безмерно огромная!
Отжили «хрущёвки». Стесняются
Соседства с дворцами, высотками.
Напористей всё вытесняются
«Красавцами» и «красотками».
Но нынче доступно не каждому
Дворцов и высоток роскошество.
Ворюге, чиновнику важному —
Для них вариантов есть множество.
Рабочий народец лишь хмурится,
Высотками не умиляется —
Вселиться в них вряд ли получится,
И он за «хрущёвки» цепляется.
Хрущёвку я свою люблю
Фаина Фанни
Квартирка тридцать два квадрата,
Хрущёвка милая моя.
Была мечтою ты когда-то.
Вмещалась целая семья.
Сейчас ты стала непрестижна.
Ремонт здесь нужен капитальный.
Сантехнику сменить не лишне.
Зал — и гостинная и спальня.
Но мил мне твой уют дешёвый.
Да и балкон я застеклила.
Холодный кран на кухне новый.
Входную дверь я утеплила.
А если бра включить над креслом,
Как будто бы из хрусталя.
Так вовсе станет всё чудесно.
Хрущёвки все ругают. Зря.
Над головой есть кров.Спасибо.
Быть может и его не стоим.
Быть алчной, жадной некрасиво.
Довольна я своей судьбою.
Мне здесь уютно и тепло.
И очень тихо когда сплю.
Зима бросает снег в окно.
Хрущёвку я свою люблю.
Я десять лет в своей хрущёвке
Фаина Фанни
Немного келья и почти тюрьма.
Я десять лет в своей хрущёвке.
И чтобы тихо не сойти с ума.
Пишу стихи я в этой одиночке.
Из окон виден трёхэтажный дом.
Берёзка, прохудившаяся крыша.
Я знаю всех , кто проживает в нём,
Их силуэты вечерами в окнах вижу.
От одного лишь вида из окна.
Жизнь кажется,как злое наважденье.
Но это мой очаг, моя тюрьма.
И нет надежды на освобожденье.