Алевтина Маркова
И светом солнца залиты сады…
А двум влюблённым Бог позволил встречу
У старого источника воды.
И времечко для них остановилось,
Хотя бегут минуты, как вода…
Небесная сердец коснулась милость,
Затмив мгновенья страха и стыда.
Забыли от волнения напиться!
Как мир, их чувство новое старо…
Течёт, течёт прохладная водица —
Давно уже наполнено ведро.
Вот так бы под оливковою кроной
До вечера могли бы простоять…
— Вода уж через край бежит, Симона! —
Кричит в окно распахнутое мать.
Стекает из ведра вода по кругу…
Но как же был ни к месту этот крик!
И в полуобороте друг от друга
Влюблённые застыли в тот же миг.
И юноши лицо покрыл румянец…
Любовь к красивой девушке пьянит!
Смущён, однако, пылкий итальянец —
Рукой собаку якобы манит…
Девица взглядом камни будто точит…
Их чувства разве ж матери понять?!
К источнику они вернутся ночью,
Ведь южный темперамент не унять…
Сон молодой девушки… — Картина Карла Брюллова
Солнце взгляд свой устремило
И спокойный сон девицы
Сновидением осветило…
Все мечтанья вдруг ожили,
Воплотившись в духе сонном
И видением волшебным
Открывались в мире тонком…
Тишина… Цветочный запах
Лёгкой дымкой опускался
И грядущее мелькало,
Вещий сон к душе являлся…
За окном вздыхатель юный
Ждал предмет своих страданий;
Но глаза, в сладчайшей неге,
Не раскрыть ей от блужданий…
С кем душа летает в грёзах?..
Кто желанно обнимает?..
Сновидение ранним утром
На свету тихонько тает…
Этюд на картину Брюллова
С корзинкой под зеленым сводом,
Где кисти сочные висят,
В лазурный итальянский полдень
Ты собираешь виноград.
По лесенке взобравшись смело
Под своды виноградных лоз,
Берешь рукою ягод спелых
Большую солнечную гроздь.
А солнце жарче припекает,
Кисть винограда так свежа,
И взгляд улыбкою ласкает
Всю эту радость бытия.
Итальянское утро
Этюд на картину Брюллова
По желобку струей блестящей
Вода холодная бежит.
Над ним склонилась ты изящно,
И солнце тело золотит.
Подставив под струю ладони,
Как хорошо, восстав от сна,
Умыть лицо, глаза и брови
Прохладной влагою с утра;
Побрызгать на нагие плечи,
На груди свежестью плеснуть!..
Священнодействием извечным
Мне мнится то, что вижу тут.
Купальщица
Этюд на картину Брюллова
Сидишь ты, косы расплетая,
В бассейн готовишься войти,
И струи, ноги омывая,
Светлы, прозрачны и чисты.
А солнце бережно ласкает
Лучом округлости грудей,
Все тело светом осеняет,
Любуясь грацией твоей.
И чернокожая служанка,
Твоя послушная раба,
Готовясь мыть свою хозяйку,
С восторгом смотрит на тебя.
Затронет все живые чувства
Твоя волшебная краса…
Да, настоящее искусство
Творить способно чудеса!
Нарцисс
Сказал ты как-то раз Эроту,
Чтоб лук и стрелы не носил.
Вот я – стрелок на всю охоту…
Эрот жестоко отомстил.
Однажды у речушки тихой
Склонился ты над гладью вод.
И тут, подкравшись сзади, лихо
Тебя пронзил стрелой Эрот.
Свое увидев отраженье
В спокойном зеркале ручья,
Ты в это самое мгновенье
Влюбился в самого себя.
Уже глазами оторваться
Не смог и над водой завис.
Так и пришлось тебе остаться
Цветком с названием Нарцисс.
Смерть и коронация Инессы
Этюд на картину Брюллова
У короля Альфонса был сын Педро,
Влюбившийся в прекрасную Инессу.
Он тайно обручился с ней, поклявшись,
Что сделает Инессу королевой.
Отец был против этого союза —
Инесса ведь не знатна, не богата.
А принц жениться должен на принцессе,
Нести достойной званье королевы.
Идут года. Король Альфонс стареет.
Наследный принц не думает жениться.
Он, как и прежде, увлечен Инессой,
Уже трех деток от нее имеет.
И тут король решился на злодейство.
В тот день, когда был Педро на охоте,
К Инессе он со стражею ворвался
И приказал убить ее немедля.
И палачи красавицу схватили,
Напрасно та молила о пощаде,
Вонзились в тело нежное кинжалы,
И пала дева жертвою безвинной.
Узнав об этом страшном злодеянье,
Восстал сын Педро, сверг отца с престола.
А после смерти короля Альфонса
Решил короновать ее посмертно.
Извлек он тело мертвой из гробницы,
Велел одеть ее в шелка и жемчуг
И, усадив на трон с собою рядом,
На белый череп возложил корону.
И жутко, страшно было всем придворным —
На них смотрели черные глазницы,
И в леденящей кровь немой улыбке
Белели зубы мертвенным оскалом.
И каждый из присутствующих в зале
Обязан был к ней подойти смиренно
И, несмотря на ужас, приложиться
К руке Инессы, мертвой королевы.
И только после этого обряда
Во гроб Инессу снова положили
И, воздавая почести по сану,
Как королеве, вновь похоронили.
Словно излучает свет души.
Блики солнца нежно освещают,
Милые девичие черты.
Здесь её мы видим за работой,
В жаркий полдень фрукты собирать.
И застыла дева на мгновенье,
Глаз от красоты не оторвать.
Виноград само очарование,
Спелые и сочные плоды.
Может быть попробует немного,
Божье чудо, дар небес, земли.
Изгибы их фигур подчёркивают томность.
Полупрозрачные одежды сомкнула складок скромность,
И всё же сексуальность и небрежность восхитили!
Лоза растёт буквально из — под камня
И, кажется, что арку образует
Происходящее мы с любопытством наблюдаем,
А созерцанье этого нас манит и чарует.
Уж нет сомненья в том, что виноград поспел,
Тугие ягоды сочны, и так и бликуют,
И в зной полуденный, в тени лозы большой
Сорвав полакомиться, наслажденьем будет.
За виноградом тянется одна из нежных дев,
В корзину гроздь положена поспевшая под солнцем.
А бубен, что в руках у девушки другой,
Как бы к веселью приглашая за собой.
И от фиесты сонную округу разбудив
Стуча изящным пальчиком по донцу.
Приятно возлежать на древних плитах,
Кокетливо арбуз, как изголовье положив,
Лишь потому, наверное, что за её головкой,
Прохладная струя источника бежит.
Малыш полураздетый по ступеням вниз идёт,
И джутом оплетённую бутыль с собой несёт.
Воды набрать сумеет, да вот поднять не сможет,
Вполне возможно, кто-нибудь из девушек поможет.
А ослик, в полудрёме замерев поодаль,
Имея обречённый, безучастный вид,
Готов всегда брести по каменной дороге,
Ну а пока он смирно привязанный стоит.
Возвышенность теряет очертанья в дымке,
Лишь ближе видятся растительности кущи.
Но всё же, к итальянскому пейзажу,
Не остаёмся безразличны, равнодушны.
Сюжет обычный, а вот стиль письма высокий
Пастельность в цвете, подчёркнут блеск в глазах,
Расположение фигур, всё выверено точно
Вода в источнике прозрачна, как слеза.
Италия воспета многократно,
Вычурно, и скромно, и помпезно,
Но те картины, что оставил Карл Брюллов,
Достойны восхищения и превосходных слов.
Художника Неаполь вдохновил,
А эта жанровая, жизненная сцена
В обыденности итальянской, так проста,
Но всё ж шедевром стала непременно,
Как только кисть коснулась этого холста.
Кондрат Припаркин
Карл Брюллов «Последним днём Помпеи»
Так возвысил статус мастерства,
Что успех в картинной галерее
Был сравним с симптомом колдовства.
И портрет Самойловой, Крылова, —
Достиженье творческих вершин.
Ценно нам наследие Брюллова:
Он был русской кисти Исполин.
Натянута узда,атласом круп лоснится.
Под пышной юбкою, сокрытая в шелках,
томится ножка в жестких стременах.
Еще мгновенье, птицей ли взлетит…
Аллюром, рысью, дерзкая, помчится…
О, сколько грации в движениях царицы.
О сколько трепета в глазах ее таится…
—
Богатство, власть и блеск, и красота,
Казалось, все при ней…
Но можно ль злату, с юностью сравниться?
И детской радости, и восхищения полна,
С высокого крыльца,
С восторгом смотрит на нее, сестрица…
По картине Карла Брюллова «Турчанка»
Турчанка дивная, роскошна и юна,
блаженством прелестей и негою полна…
Меха, богатство, бархатный убор…
Но отчего твой взор не весел,не беспечен?
И лаской тайною, запретной напоена,
казалось, для любви одной сотворена…
Иль, может, на любовь обречена…?
С кем молчаливый разговор ведет она,
чаруя и маня печальной красотою
быстротечной…
По картине Карла Брюлова Бахчисарайский фонтан
Лишь вода прохладу дарит
И, журчаньем ее нежным вторя,
Смех беспечный невольниц звучит.
У фонтана гарем весь собрался.
Здесь под сенью ажурной листвы
Он в тени игрой наслаждался
Солнца бликами в струях воды.
На коврах в серебре и злате
Яства, фрукты на вкус любой.
Цвета вишни гнилой в халате
Строгий евнух с огромной чалмой.
Разрумянились девичьи лица.
Косы черные змеями с плеч.
Плещет брызгами озорница,
Видно хочет подруг развлечь.
Рыбок дразнят жемчужною ниткой,
Их движения взглядом ловя.
Стан их тонок, прелестен,гибок
И чарует страстями маня.
Их шелка цвета летнего сада,
Их тюрбаны из яркой парчи,
Игры возле фонтана — награда,
От их счастья у хана ключи.
Опахалом павлиновых перьев
Душный воздух нубийка свежит.
Для услады слуха и пенья
Деревянная думбра лежит.
Жены все веселы и нарядны,
Блещут юностью и красотой,
Не тревожась, что дни невозвратны,
В неге с ленью досуг делят свой.
В стороне от подружек Зарема,
Под накидкою прячет кинжал.
Жжет огнем сердце девы измена.
Разлюбил красоту ее хан.
На соперницу огненным взором
С дерзкой ревностью дева глядит,
Та славянка в платье узорном
Кротким видом грузинку гневит.
У окна одинока, печальна
Дни проводит, молитвы шепча.
На лице ее бледном отчаянье.
Под распятьем горит свеча.
Застилают глаза ее слезы.
Далеко ее дом родной,
Там осталась семья, счастья грезы,
Но нет сил спорить с черной судьбой.
Дух свободы ее не покинет,
Не желает наложницей быть.
От сей мысли кровь в жилах стынет
Хана ей никогда не любить.
Лучше мир этот бренный оставить,
Чем мученья души принять,
И себя от Гирея избавить,
Средь чертогов небесных сиять.
Вольной птице не петь в неволе.
Ей просторы и высь нужна.
Без свободы тоска и горе,
Без нее умирает душа.
Жизнь средь роскоши, жизнь средь лени,
Не для всех, друзья, хороша.
К счастью не приведут ступени,
Если в клетке томится душа.
По картине К. Брюллова Вирсавия
Лучи заходящего солнца.
Их свет не похож на костры,
Иль блеск золотого червонца.
Ласкают вечерним теплом
Вирсавии белое тело.
Любуясь красивым челом,
Служанка с ней рядом присела.
В ней кровь эфиопских рабов,
А кожа под цвет шоколада.
Её восхищенью нет слов,
К хозяйке любовь, в ней отрада.
Как дева сия хороша,
Как стан совершенен и строен,
Прекрасна её нагота;
Лик нежный и мил, и спокоен.
Сейчас у бассейна сидит,
Власы сушит после купанья,
А в них диадема горит,
Звездою среди мирозданья.
Одежда лежит в стороне:
Сандали, расшитое платье.
Задумалась: муж на войне,
Там борется с вражеской ратью.
Предчувствие сердце томит,
А взгляд удивлённо–печальный:
Узрел её сам царь Давид
В прогулке по саду случайно.
Не знает ещё, что Судьба
Ей жизнь повернёт в одночасье,
А с ней невозможна борьба.
Да, в чём оно, женское счастье?!
Вирсавия, знают давно:
Твоя красота неземная
Любого пьянит, как вино,
Завёт заглянуть в двери рая,
Но счастье ль приносит она?!
*Вирсавия в библейской мифологии жена царя Давида. На картине изображён момент, когда царь ,прогуливаясь вечером в саду на крыше дворца, увидел купающуюся Вирсавию и влюбился в неё. Он забрал её во дворец. Вирсавия была замужней женщиной. Давид отдал приказ ,чтобы создать условия для гибели её мужа, затем женился на ней.
Мудрый царь Соломон( переводится, как Царь мира) был одним из их сыновей.
По картине К. Брюллова Всадница
И от бега лоснятся бока.
Чудо – всадницу он несёт.
Держит повод в перчатке рука.
Отрешённость хранит её взгляд,
А в осанке гордость сквозит,
Белым облаком дивный наряд
И вуаль лёгкой дымкой летит.
На дыбы конь пытается встать,
Но хозяйка строга и тверда,
Ей строптивость легко унять,
Хоть изящна и молода.
Выбегает сестра на крыльцо,
Лишь заслышав цокот копыт.
В удивлении её лицо
И румянцем нежным горит.
Платье в розово – светлых тонах,
И головка в венке из кудрей.
Восхищенье застыло в глазах:
Нет сестрицы старшей милей.
Разорвав предзакатную тишь,
Пёс лохматый кружит у коня,
Заливается лаем малыш,
Верность милой хозяйке храня.
Эта всадница — юность и стать.
В ней и грация, и красота.
Радость жизни ей трудно унять:
В мыслях вихрь, а в коне быстрота.
Миг прекрасен в закатных лучах….
По картине К. Брюллова Итальянский полдень
И ягод божественных кисть созревает,
Природа не дарит плохие прогнозы,
А солнечный свет с тенью в прятки играет,
Смуглянка прелестная с нежным румянцем,
Лицо отражает следы изумленья.
Средь листьев резных, отливающих глянцем,
Нефрит спелых ягод – предмет восхищенья.
На девушке сельской без моды убранство.
Оно урожай собирать не мешает.
Полуденный жар полоняет пространство,
Но белая блузка её защищает.
Рука потянулась к подарку природы.
Прикован взгляд карих очей к грозди яркой,
А уст нецелованных алые своды.
Слегка отворились заманчивой аркой.
Чарует своей красотой итальянка:
И бархатность кожи, и трепетность взгляда.
Корзинку плетёную держит крестьянка,
Как штрих к дополненью простого наряда.
В саду, где растут виноградные лозы,
Янтарь в каждой кисти на солнце играет,
Та дева навеет прекрасные грёзы.
В полуденном зное такое бывает…
ТемнЫ и прекрасны, как южная ночь,
Лицо — восхитительный образ Востока:
Из Турции дальней юная дочь.
Нега и чувственность в позе турчанки,
Бархат зелёный богатых одежд
Служат невольно в виде приманки
Без воплощения чьих — то надежд.
След и задумчивости, и тайны
Отражены на прекрасном лице.
Может быть мысли о встрече случайной,
Или о старом и добром отце.
Нет ни тревоги в чертах, ни волнения
Будто живёт дева в счастье, без бед.
В сердце не прячется тени сомнения,
Дни бегут в радости младостных лет.
Яркой красой влечёт образ смуглянки:
Ранней зари кожа нежных ланит,
Губ лепестки пурпурные манки,
Каждого взор её лик поразит.
Чёрные брови, как лёгкие крылья
Смело парят под сокровищем лба,
И довершают эту идиллию
Снежной струящейся блузы шелка.
Облик Востока и яркие краски
Муза с художником кистью творит.
Чудо картинам не ведать фиаско:
Времён колесницу талант покорит…
Эдуард Машкевич
Поэтическое описание.
В хоромах княжеских своих
Она по лестнице спускалась.
Нарисовал я их двоих,
Дочурка Машенькою звалась.
Ступеньки плитами покрыты,
Перил изысканный узор
Он под гардиной красной скрытый.
И край колонны видит взор.
Княгиня очень хороша
Изящна стройная фигура.
Да и лицом она нежна,
Породы княжеской фактура.
На голове завивку видно,
Причёской не закрытый лоб,
А сверху вовсе безобидный
Немного схваченно волос.
От головы и длиной шее
Полого плечики спустились.
Я сомневаться в том не смею,
Что плавно в руки превратились.
Мне оголённых плеч виденье,
Узнать хотелось, что же дальше,
А дальше Божее творенье,
И женский бюст без всякой фальши.
Отсюда начиналось платье
И закрывало бюст княгини
Узором красочным вы гляньте
Спускалось вниз к ногам княгини.
Идёт княгиня не одна
За ручку держит дочку Машу
У Маши ручка зонтика видна,
Играла видно дочка наша.