Ты украшал века.
Каждою строчкою, каждою точкою
В сердце наверняка!
Мы пред талантами и терпением
Падать готовы ниц:
Как завораживал поколения
Тот аромат страниц!
Кровью и потом обильно полито
Поле прекрасных слов.
Сколько же слёз было ночью прОлито
Силой твоих трудов!
По провидению и наитию
Мощью своих идей
Сколько на подвиги и открытия
Ты подтолкнул людей!
Мир изменился. Другими вкусами
Кормят теперь сердца.
Только с тобой нас связало узами
Сразу и до конца!
Время кладёт на пространство шпателем
Дни, а потом года…
Ты остаёшься в душе читателей
Ныне и навсегда!
Татиана Северинова
Бумага терпит всё… Эмоции и грёзы…
Порывы, недовольства, боль и ложь…
И кто-то пишет, и роняет слёзы,
А кто-то точит не перо, а нож.
И мир лукав… И что несёт бумага,
По-своему дано ему понять.
И в графоманах автор — бедолага —
Не стал на чувствах публики играть.
И перекошены в умах все строчки,
И чешет смысл, как поезд, под откос,
И дырки на бумаге вместо точек…
Писать, иль не писать? Вот в чём вопрос…
Акунин
не тратьте втуне!
Для вас ночей не спал, творя,
Борис Акунин.
Не отдавайте век муре!
Готов поспорить,
что лучше Холмса и Мегрэ
его Фандорин.
Читайте, времени в обрез, —
куда глазели? —
чтоб мир внезапно не исчез
от азазели.
Спасётся тот лишь, кто искал
мысль средь извилин.
Я поднимаю свой бокал
за Чхартишвили!
Оноре де Бальзак
Геннадий Сивак
Дворец и старая часовня,
Там цвел когда-то графский сад,
Встречала хатками Верховня,
Где сосны стройные стоят.
Мелькают через время лица,
И все о прошлом говорят…
Листаем желтые страницы,
Что шелестят, да шелестят…
Плененный Северной звездой,
Суровой, властной и холодной,
Влюбленный сердцем и душой,
Натурой яркой, благородной…
И день торжественный настал,
Костел в Бердичеве. Венчанье…
Затем последовал финал,
Да с Эвелиной расставанье.
Вот звезды опустились ниже,
Ошибок не прощая нам,
Да тот расплаты миг в Париже,
Полвека жизни в дар векам…
Бальзак
Юрий Михайлович Агеев
уходят в игру и сгорают в разврате.
А ночью — разбои. А где-то Бальзак
в пути или пишет, готовясь к расплате.
Когда набегают на город дожди,
летя на зонты и открытые платья,
он слышит, как капли стучат: «Не плати!
Клейми кредиторов дурное занятье…».
Он слышит, как хлещет вода по камням:
«В Париже тоска и от этого ливень
идёт по мечтам и утраченным дням,
по крышам карет, лошадям, торопливо…».
В такую погоду Гобсек — у огня,
Вотрен — в пансионе, Люсьен — у Голландки,
и Понс, боязливо к кузине звоня,
сжимaeт старинный футляр для помадки.
Устав от рулетки, уснул Растиньяк,
и чей-то успех отмечают шампанским.
А кто-то болеет. А где-то Бальзак,
окончив роман, собирается к Ганской.
Любимым книгам А. Беляева
Ира Николаева
ну где ты- человек воды?
вдали качаются шаланды,
бредут устало рыбаки.
Другой сюжет- глава без тела,
профессор Доуель- живой?
Коварный Керн продолжит дело,
финал- фиаско пред толпой.
Страниц- сколь множество историй,
перечислять не перечесть,
Беляева сто аллегорий,
сто смыслов в книгах этих есть.
Виталий Бианки
Живой мир окружал его с детства,
Он родился в семье орнитолога,
Его жизнь, в дальнейшем, наследство
Переданное мальчику смолоду.
Очень часто к отцу в музей*
Приходил любознательный сын,
Сколько там различных зверей!
У стеклянных стоял витрин.
Музей дома, как продолжение:
Черепахи, аквариум, птицы,
Его детские впечатления
Безусловно должны сохраниться.
У отца природа в музее,
За стеклом стоит, не живая,
Все поймут, немного позднее,
Куда выведет эта прямая.
Оказавшись в Лебяжьем, в деревне,
Он столкнулся с волшебной сказкой,
Первозданный мир вокруг, древний,
Как он пахнет! Какие краски!
Сколько троп с отцом им исхожено!
Сколько нового он узнал!
Чьи следы? Кто шел осторожно?
Кто приметы свои оставлял?
На всю жизнь полюбил он Лебяжье,
Красивейшие здесь картины!
И старался, впоследствии, каждый
Год свой город покинуть
И приехать сюда, где раздолье
Для широкой русской души,
На знакомое с детства приволье,
Побродить по лесной тиши.
Был спортивным, в футбол играл,
Ведь таланты во всем щедры,
Он историю создавал
Этой чудной в России игры.
Захватил 17-й многих,
И его коснулся когда-то,
Он пошел по своей дороге-
Совет солдатских и рабочих депутатов.
Не прошли и эсеры мимо,
Города же менялись быстро,
Политическим ветром носимый,
Оказался Виталий в Бийске.
Там Колчак и мобилизация,
Он фамилию взял другую,
И пришлось затем укрываться,
А фамилию ту, вторую,
Он оставил уже навсегда,**
Правда стала она двойной,
Беспокойные были года,
Он менялся со всей страной.
Пять арестов и страх остался,
Лишь в лесу он жил как хотел,
Ничего там не опасался,
Независим там был и смел.
Он из Бийска вернулся с женой,
Верным другом стала она,
В Петрограде был угол свой
На Васильевском, навсегда,
А с природой не расставался,
Читал лекции еще в Бийске,
Дважды к озеру отправлялся
Он Телецкому в экспедиции.
Сколько он воспитал талантов!
Николай Сладков, Сахарнов,
Ливеровского вспомнить надо
И, конечно, Борис Житков.
Вряд ли есть сейчас человек
Кто не знает Бианки-писателя,
Хоть прошел почти целый век,
Все читали его обязательно.
Персонажи его живые,
Кто крупнее, а кто поменьше,
Их ведь много, они любые,
Называют их-братья меньшие.
На охоте, с ружьем, примечал
Все повадки лесных обитателей,
И в блокноте своем отмечал,
Пригодится ему, был внимательный.
Сколько радости он принесет!
«Кукушонок», «Кто чем поет?»,
«Музыкант», «Лесные домишки»,
В них герои птички и мышки,
Муравьишка гулял его где-то,
И, конечно, «Лесная газета»,
Есть в природе чему удивиться,
«Лесные были и небылицы»,
Знаменитый «Мышонок Пик».
Бианки знали во всем Союзе,
Был поистине он велик
В неразрывном с детьми союзе.
Город этот менял названия,***
Здесь Виталий Бианки работал,
Орнитолог-народное звание,
Жизнь его-природа, охота
И, конечно, читатели-дети,
Отдавал им себя до конца,
Только здесь и нигде на свете
Эти преданные сердца.
Без конца и сейчас издается,
Не признание разве это?
Книгой главною остается
Его детище- «Лесная газета».
Нет уже и учеников,
Но и правнуки их читают,
Как мышонка лис догоняет,
А тот, хитренький, удирает-
Раз в отнорочек! И был таков!
*Зоологический музей в Санкт-Петербурге.
**Белянин-Бианки.
***Петербург, Петроград, Ленинград.
Рэй Брэдбери
Юрий Михайлович Агеев
Машинка ржавеет без дела.
Писатель болеет, он вновь не в седле,
Хандрит непослушное тело.
За окнами сад, уходящий к реке,
И небо синеет бездонно.
В такой бы вот день ускользнуть налегке,
Приникнув к окошку вагона.
Сначала мерещилось что-то одно, —
Он мысленно это поправил.
Фигура врача заслонила окно,
И сон стал реальнее яви.
Дух снова воспрянул и всё превозмог,
Что было бы тщетно на деле.
Болезнь отступила и сжалась в комок,
Назавтра он встанет с постели.
Но таяли годы в предутренней мгле,
Прервав, наконец, постоянство,
И яблоки Солнца летели к Земле,
Сжигая лучами пространство…
Михаил Булгаков
Алексей Алексеевич Романов
— Сам мастер, Михаил Булгаков!
Творенья ваши в край полны.
Но почему в российских знаках,
Не языком родной страны.
— На украинском младом стиле
Нельзя создать великих книг,
Он лишь акцент при русской силе,
За дальность к центру что возник.
О, Украина, Украина —
Где Гоголь стал великим сыном,
Рождались многие сыны,
Где и моё прошло рожденье…
Во мне не кроется сомненье,
Окраина Ея Руси…
Памяти Булгакова…
Борис Львович Фроенченко
Гнетущей музыки аккорд…
Короной лоб изранен чистый…
Сожженной рукописи листья —
Преступник -преступленьем горд…
Бал обнаженных женских тел
И льдинок пригоршня за ворот…
Кто эти Азазелло…Воланд?
Что Мастер нам сказать хотел?
Жестокости имущих власть
И подлость тех, стоящих ниже,
Кто сапоги за благо лижет?
Иль всесжигающая страсть?
Что Мастеру готовил рок?
Лишь нищим духом на потребу
Венки из лавров вяжет небо —
Великим — терниев венок!
Шипы осыпавшихся роз…
А, может,это просто плата
За трусость древнего Пилата? —
Где всепрощение, Христос?
Что изменилось в беге лет?…
Любой пигмей у власти может
Загнать в прокрустовое ложе…
Христос ушел, а бога нет!
Великих — велика и тень!-
Что им эпохи покаянье…
Есть Воланд — призрак воздаянья
Когда-нибудь — в грядущий день…
Перечитывая Булгакова
Печальный Путник
шеренги идущих бодрят…
…и хрустко ступают онучи
по тонкому льду октября…
…и к догмам безбожия склонен
сжигает иконы народ…
…и все без мозолей ладони —
причина команды «в расход»…
…и выстрелы сыплются градом,
хотя без грозы небеса…
…и Шариков видится рядом
в обличьи бродячего пса…
Михаилу Булгакову
Сергей Росляков
Под серой шинелью великого Гоголя,
Не менее значимый Мастер уснул;
Но помнит Достойного, Русь ясноокая,
И жизненный путь, и Рожденья Весну!
…Воспета в романе любовь Маргариты;
И высмеян всякий древнейший порок…
— Разумному Сердцу,здесь верный урок,
На темы, в любую Эпоху открытые,
Перо подарило, Таланту подвластное!..
Уходят Творцы… А Творения — здравствуют!
…Под серой шинелью бессмертного Гоголя,
Уставший Булгаков, прилёг отдохнуть…
Средь избранных в списке России и Бога он;
Подобные Светочи, греют наш Путь!..
Михаил Булгаков
Красивый писатель России.
Свободен в фантазиях и расторможен.
Как мастер великий — Мессия!
О Бунине
Но нежно Родину любил,
Разливы рек, простор степей
И грустных скошенных полей,
Земли неброскую красу,
Печаль осеннюю в лесу,
Капели радостный мотив
И перелётных птиц призыв.
Любил бродить с ружьём в полях
И слушать пение в церквях,
Он о России тосковал,
О ней мечтал, о ней писал,
Вовеки б не расстался с ней,
Не будь тех «окаянных дней»
По мотивам Бунина
Лидия Орлова
Скрипучие качели
И пруд в саду заросший,
Где тёмные аллеи?
Они остались в прошлом.
Где милые усадьбы
С романами шальными?
В них не играют свадьбы,
В них просто отлюбили…
—
Случайной связи миг-
Награда, а не грех,
И принятый пострИг-
Как бегство в прошлый век.
—
…разрушая старые уклады
В огне фронтов-переворотов
Идёт на смену век двадцатый
И набирает обороты.
Он пагубен для тех героев,
Для той России он смертелен.
Что не хватает нам с тобой,
И мы уже не так и верим…
—
А Бунин сам грустит в Париже
О средне-русской полосе.
Далёкое вдруг стало ближе,
В слезах умывшись как в росе…
Шмели жужжат, колосья сОчны,
К коленям Божиим припав,
Просил Спасителя бы точно-
Вдохнуть раз аромат тех трав…
Иван Бунин
Рената Платэ
Невыразимой красоты
Манили тёмные аллеи,
И люди шли, забыть не смея
Свои давнишние мечты.
Кружился лист, и ветер тихий
Ветвями гибкими шуршал,
Пережитого воскрешал
Теней светлеющие лики…
Ах, как же так, забыть смогли
Слова, набросив покрывало,
Что той любви уже не стало,
Что умерла та Натали*!
Он жизнь не мог прожить иначе,
Родные лица ближе, ближе…
Поэт стоит один и плачет
Стихами русскими …в Париже!
* Героиня одноимённого рассказа И.Бунина из сборника «Тёмные аллеи»
Иван Бунин
Сергей Дон
По струнам телеграфа золотистым
Бежит беда, крича:
«Ваш мир былой растерзан и расхристан,
Хрипит, кровоточа!
Сонм упырей, с разбойным, диким свистом,
Зверино топоча,
Смел все, что озарялось светом чистым
От Божьего луча»…
Лишь мы, осколки попранного мира,
Не ради славы, смысла жизни ради,
Сгоревших втуне лет,
Скитаясь по замызганным квартирам,
Несем в душе, как огонек в лампаде,
Тот негасимый свет.
Жюль Верн
Вы в детстве, поищите!
Жюль Верн, всеми любимый,
Жил в Нанте и… мечтал!
Старинный порт французский,
Вы на него, взгляните!
Что в гавани увидел,
Жюль в книгах написал!
Среди густого леса:
Мачт лодочек, фрегатов,
Мелькали трубы первых
И паровых судов!
На улочках портовых,
Опасных и горбатых,
Услышать можно было
И сотни… языков!
Из Индии и Африки,
Италии, Америки…
Товары плыли всякие,
Трещали сундуки!
Манили, ткани яркие,
И раковины — редкие,
И птицы говорящие,
Смешные башмаки!
Истории правдивые,
Порою, очень страшные,
Мальчишка слушал с трепетом,
А, после, в темноте…
Вулкан его сознания,
Дарил перу — чудесные,
Маршруты путешествия
К затерянной… звезде!
Жюль Верн
Юрий Киприянов
Всем надо знать предел разумного и меру.
Но как нам поступить с прекрасным Жюлем Верном?
Он в веке 19-м рассказывал такое,
что до сих пор людей дивит и беспокоит.
Был в приключения влюблён,
предстал техническим фантастом.
В романах всё построено
на удивлении и на контрастах.
То мы плывём над Африкою
на воздушном шаре,
Отважно на Луну
из пушки «жарим».
В прогулки кругосветные пускаемся
иль по материкам или по океанам.
И преодолеваем трудности,
людей коварство, страны.
Жюль Верн талантом был,
Атлантом,
Моряком-гигантом.
Мелькал по палубе,
по реям, вантам,
Плыл над поверхностью воды,
в подводной лодке.
Из солнца, ветра, зелени лесов
был соткан.
Он даром обладал провидения,
интеллекта силой,
Был добрым, мужественным,
прогрессивным.
Ему благодаря,
увидели все будущее
по-иному.
Футурологии
он заложил основы.
Предвидение научное
и духа красота
с тех давних пор
для всех необходимы.
И мы идём вперёд,
как ледокол,
Самодовольного упрямства
разбивая
льдины!
Жюль Верн
Юрий Курбатов
Поколение нынче next.
Электроника в жизнь стремится,
В голове интернета текст.
Дефицит приключенческих книг,
В середине двадцатого века,
Превращал первоклассника вмиг
В одержимого человека.
Игнорируя слово «спать»,
Нарушая закон режима,
Тайно брал он с собой в кровать
Приключения «Пилигрима».
Запах старой полиграфии
В книгах мсье Жюля Верна,
Это первый шаг в географии
И к познанию мира, наверное.
Все французское было шармом,
Марсельезы проник дух везде,
Будоражил Дюма Д,Артаньяном,
Буссенар привлек Жаном Грандье.
Верн родился в Нанте, в Бретани,
И никто и ведать не мог,
Что со временем мальчик станет
Властелином детских умов.
Но француз молодой видел цель
Описать все моря, океаны,
А издатель журнала Этцель
Поспособствовал этим планам.
Закрутилась спираль романов,
Виток первый был на Луаре,
А в Париже полет на шаре,
«Наутилус» — гроза океанов.
Это было совсем не просто,
Но хватило у Жюля таланта,
Чтоб создать «Таинственный остров»
И детей капитана Гранта.
И «Дункан», обгоняя волну,
Следуя по параллели,
Подтвердил аксиому одну,
Что в успех надо просто верить!
Хоть по ходу чудак Паганель
Перебрал вариантов набор,
Привела их всех параллель
На загадочный остров Табор.
А Париж жил жизнью богемы,
На Сите стоял Нотр — Дам,
Обсуждали при встрече темы
Здесь Жюль Верн и Мишель Ардан.
Дома милая Онорина*
Пребывала совсем не в печали,
А романы мужа лавиной
От издателя поступали.
«Сен-Мишель»-яхта в память о сыне,
За кормой белоснежный след.
Жюль решил, вот теперь отныне
Проплывет он на ней весь свет.
Был вояж в соседнюю Англию,
Скандинавию и Алжир,
Огибал он когда Шотландию,
Шторм грозил оторвать планшир.
Останавливаться еще рано,
Он напишет сто книг обязательно!
Головы тяжелая рана
Помешала его писательству.
Полоумный племянник Жюля
Разрядил в него револьвер,
И попала в голову пуля,
Он до сотни дойти не успел.
Слепота потом и бессилие,
Яркий мир остался извне,
Кратер назван был его именем,
И не где — нибудь — на Луне.
Его гений был безграничен,
Уникально его предвидение,
Предсказал он, причем практично,
Самолеты и телевидение.
Как последний привет фантаста
Его книги заполнили мир,
Мало кто издавался так часто,
Поколениям он кумир.
Ведь романтики все же были
Настоящие и без глупости,
Вот слова на его могиле:
«К бессмертию и вечной юности».
В Петербурге, в доме 13,
Тоже память об этом гиганте,
Артист Юрьев жил здесь, снимался
В фильме о капитане Гранте.
Первоклассник по — прежнему верно
Много лет хранит у себя
Книжку с подписью Жюля Верна —
«Капитану космического корабля».
*Онорина — печальная (греч.)
Максимилиан Волошин
Татьяна Хатина
Твой профиль высечен на теле Кара — Дага,
Как знак, что трудный путь судьбе наперекор.
Был Коктебель, друзья, перо, бумага
И рвались судьбы душ, сгоревших как костёр…
Твой дом — музей в Крыму, у моря…
Всегда был полон дорогих гостей.
И если бы страна не знала бед и горя,
Ты б счастлив был от творческих страстей..
Каскад стихов — летящие страницы,
Как волны моря ищущие свет,
Их выткали русалки — кружевницы,
Твоим потомкам чистый дарят след.
Великому — должное Максим Горький 1868-1936
Геннадий Рышкус-Янов
Он — гордый буревестник,
Он — провозвестник бури,
Слагал он смело песни
И жизнь познал в натуре…
Прошёл он по России,
Поездил и по странам,
Его слова простые
Звучали не пространно…
Он молодым в ученье
Открыл в литературе
Певца предназначенье
И превосходство бури…
А. М. Горький
Елена Инина
Какой-то самовольный самоучка,
Интеллигент, рабочий, разночинец.
Никто не ведал: Что это за штучка?
..была гоняться так за ним причина?
Его портреты быстро раскупались,
За ним бежали фоторепортёры.
Пред ним в толпе невольно расступались,
И в кулуарах языки протерты.
Судьба и жизнь шагнули в план передней
затем уж шли.. его эссе, рассказы.
Простолюдин и вышедший из черни,
Творить он начал языком проказы!
Двум городам он только поклонялся
Что были…Нижний Новгород, Казань.
В которых: в первом,-нЕучем сказался,
А во втором «Науке» отдал дань!
Пытливый, зоркий, он читает много.
Да всё подряд, и в памяти хранит.
Переустройство мира,-вот Его дорога,
И хватит ему духу,- он ‘гранит’
Несправедливость и несовершенство
Он испытал на шкуре на своей.
Коль дед Каширин бил его за детство
И в люди вытолкнул прегрубо и взашей.
2.
А буревестник революции витал,
Уже почти к началу девяностых.
И юноша не благовидным стал,
Хоть по Руси шагал он очень просто!
Донские степи, Украина,Крым
Где люди жаждали, искали счастья.
Прошёл и Пешков этот сизый дым,
О нем писал в своих рассказах и с участием!
К нему теперь восторжен интерес.
Гость из народа, да ещё с тетрадкой.
*Народники* имели уже вес
..с босяцкой и крестьянскою укладкой.
Его босяк и обитатель дна
..назло несчастью был настолько весел,
Что от презренья- шелуха одна
Осталась…он поёт уж песни!
Да, Пешков ником лишь своим. (Горький)
Кричал, что депутат от массы.
Пройдя Поволжье, также Крым,
Он бодро зашагал по трассе,
…ведущей в город,где его
Сам Человек быть может, встретит. (Ленин)
Свою теорью,-какого!?
Держал писатель на примете.
Где идеал героев- слабость презирать,
И где б она ни притаилась…
А силу?- Силу уважать,
Поскольку в воле проявилась.
Жадность к жизни,- только не к деньгам.
Как в Гавриле, что визжит, Зверея:
«Что за деньги всё, мол я отдам,
Даже жизни друга не жалею… ( рассказ Челкаш)
«Честный* вор не нужный на земле,
И такого убирают тихо.
Всякий служит Жадности,-чуме,
Что опутала народец очень лихо.
Общественною язвою босяк
..считался,- вызывал презренье.
Но Горький освещает всё не так…
Он утверждал, что Новое прозренье
…увидят массы в лике Челкаша.
Здорового по образу и силе.
В противовес чиновним алкашам
Что так Россию крепко запустили.
3.
Благодаря огромному успеху
..в литературе, он внушал умам,
Что власть дана теперь нам на потеху,
Заматерела… И мешает нам.
И в первый год двадцатого столетия
В тюрьме Нижегородской вдруг возник
Писателя прообраз как соцветия
Всей воли, силы, вопрощений в крик.
Такою птицей гордой,-Буревестник
Среди жирных пИнгвинов… Она была смела.
Среди толпы на площадях известна,
Но безоружна и пока слепа.
Да, может быть, и был бы академик,-
«изящная» словесность так и прёт.
Но Николай 11 в порыве всех полемик
Писал: «Убрать..Зачем босяк так жмёт!? »
Да, девяносто книг о нём издали,
Он был как Сокол, Данко, так Челкаш.
Студенты и рабочие кричали:
Нет, не Толстой он, а народный, наш!
Воззванье пишет после Воскресенья. ( 1905)
С призывами к немедленной борьбе.
Так, потирая руки, с умиленьем,
Охранка шлёт удар к его судьбе.
И пыткой Петропавловская крепость,
«Так что там с Машенькой? -больна она, жива?
Ответа нет, и в ход пошла свирепость,
Соседствуя лишь с творчеством едва.
В «нём» автор сетует на вялость (ин) «теллигентов»
Но разве мог тогда предполагать?
Что власть пришедшая отловит все моменты,
Чтоб тех интеллигентов убивать.
Да, он не выдержал того мажорно(го) тона,
С которым стал писателем босяк.
«Враги» и «Мать» уже почти без звона,
Борьба с имущим классом не пустяк.
И стала слышаться гремучая тоска,
Тоска предсмертная таланта,
И Волга матушка -любимая река
…уже не радует. И едет он в Антанту.
4.
Его талант,-талант воспоминаний
Про «Детство»,»В людях» стал ему служить.
Вопрос России был вопрос терзаний:
Как образованным с народом рядом жить?
Ответ же в книгах его прост и осень ясен
Поскольку сам не образован до конца.
«Во что-то верить»-здесь утопия опасна,
Покуда верующий не видит и лица.
Наверное, этот случай лишь обычный,
Что нам даёт взамен иллюзий жить.
Как ждал, надеялся, но вышло всё трагично,
И нет желанья партии служить — РДРП
А буря эта не очистила сознания,
И возрождение духовное не идёт.
Среди рабочих зло как наказание, —
Писатель это просто не поймет.
Так, к «Новой жизни» гОрьки прокламации
Не своевременными были,-просто так…
И вот потуги новой деклорации:
*Всеобща грамотность- к объединенью шаг*
РодИлась новая утопия:
Объединение главных сил. ( интеллигенция и рабочие)
Смогла ли сердце так заштопать,
Чтоб Горький что-то не просил
..у Ленина о тех, кто голодает,
кому грозит расстрел иль самосуд.
И многих он уже не понимает,
Неважно то, какой и флаг несут!
Так гибнет Буревестник средь позора,
Страну покинул, — веры уже нет.
Но манят снова родины все взоры,
А улицы, театры «шлют’ Привет.
( улица и театр им. Горького)
То возвращенье было роковое.
Отец народов трубкой заслонял
кровавый смысл и беспощадно злое,
презрение к Генфонду: Идеал.
Отказ во всём, и даже на леченье,
Арест домашний перед » новою волной»
..врагов народа, обреченных на мучения.
— не вынес сердцем — вечным стал покой!
Памяти Горького
Вся страна изверилась
Справедливость выняньчать.
Пожалел, что нет у нас
Алексей Максимыча,
Что в журнальном омуте,
Там, где ложь опоркою,
Кто теперь ни попадя
Поминает Горького.
Мол, писал он с хитростью
И работал с выгодой,
Смог из власти вытрясти
Льготы, сделав выводы.
Совести велениям
Вопреки (издали бы!) —
В шахматишки с Лениным,
В кутежи со Сталиным.
Вы, которым новый век
Дал в печать дорогу,
Словно на голову снег,
Пишите убого.
Тянет из безвестности,
Может, что в России
Жил титан словесности —
Алексей Максимович.
В дни серпа и молота
Скольких в люди выволок!
Скольких спас от голода,
От расправ и высылок.
Что же мстить нам нынче-то
За ущербность прошлому?
Алексей Максимыча
Вспомню по-хорошему.
Александру Грину
Альбина Панкова
Старый Крым затерялся и дремлет
Меж лесов и горных долин,
Солнцем выжжен, забытый, древний;
Лишь века шелестят над ним.
Здесь когда-то в своём отчужденье
Бродил по просёлкам один
Среди кружев ореховых теней
Фантазёр и мечтатель Грин.
А вокруг — не тени роились:
Люди гордые шли за мечтой,
Влюблялись, страдали, трудились,
В спор вступали с жестокой судьбой;
Смуглянки, лукавые, нежные,
Беззаботно смеялись, плясали;
Чайки крыльями белоснежными
Пену с гребней волны сбивали;
На реях реяли флаги,
Корсары в тавернах дрались…
И возникал на бумаге
Зурбаган и Гель-Гью, и Лисс.
Кипели бурные страсти,
Шёл в море отважный Грей,
Ассоль мечтала о счастье,
Алый парус грезился ей.
На рифы фрегат сносило,
Рвался под шквалом вант —
По волнам пушинкой скользила
Юная Фрези Грант…
Зарастает могильный холмик
На кладбище в Старом Крыму,
Но, как прежде, летит по волнам
Мечта в голубом дыму.
Любовь Александра Грина
Валентина Глазунова
Свят — революции накал!
Идея дух… воспламеняла
И… под рукой всегда наган!
Грин грезил о *Екатерине,
Она — его надёжный друг!
В музее он искал в картине
Её строптивый, гордый дух!
Она — изящна и… красива,
С прекрасным блеском синих глаз,
Самоотверженна… ранима!
Грина сразил её отказ!
Он выстрелил подруге в сердце!
Там, *Греков Катю чудом спас!
Где … Обуховская больница
Закончился любви рассказ.
*Екатерина Бибергаль — эссерка.
* Иван Иванович Греков — профессор, хирург.
Великий Грин
Ник Мамаев
Создатель собственного мира…
Твоя фантазия прошила много шхер
И образ соткала… кумира.
Ты дорожил любовью и мечтой,
Владел душою, словно по наитию,
Красивой, светлой и большой,
Готовой к жертве и… отплытию.
Ты волновал в своей любви сердца,
Готовил души к восхождениям,
Увидел в людях красоту лица,
И поддавался всем влечениям.
Твой путь земной был холост и тернист —
Не озаряла часто Жизнь улыбкой —
Хотя по духу ты поэт и гитарист,
А песни Жизни пел на море зыбком.
Ты мастерски боготворил мечту,
Любовь, надежду, славу и улыбку.
Любя тебя, твои новеллы чту,
Испытываю радость, а не пытку.
Кудесник Грин! Ты мастер всех времён,
Скиталец, флибустьер, повеса…
Подлунный мир в тебя давно влюблён,
Хотя висела над тобой завеса.
Давай опять присядем к огоньку
И пробежим знакомые страницы.
Я без тебя влюбиться не смогу
В полёт мечты и в яркие зарницы.
Я без тебя скитаюсь, как в дыму,
Не нахожу под жарким солнцем места.
Я без тебя, как горностай в плену,
А рядом ты — печали нет… Фиеста!
Волшебник снов! Ты создавал мечты,
Подобно Верну, на простой бумаге —
Они влекут, надёжны и чисты,
Как волны вещие, полны отваги.
Они иглой проходят сквозь века
Волнуют сердце чистотой земною.
Новеллы Грина вольны, как река.
Страна гордится. Душу в Грине мою.
Валентина Глазунова
В Лондоне родился —
Журналист, предприиматель
Сам, как лев трудился.
Дефо выдумать не мог…
Короля-шпиона,
*Карл Второй плевал на долг,
Эпицентр-позора!
Это нынче знаем мы —
Кто ему платил,
«Зачарованный король»
Ласки всем дарил.
**Вильгельм Третий доверял
Славному Дефо,
Даниель тогда видал…
***Петра Первого!
Был тринадцать раз богат,
Снова… разорялся…
Сыска тайного агент
Всё… не унимался.
Политический провал —
Успех начинания —
В изоляции писал,
Дефо сочинения!
«Робинзон» имел успех
И сейчас имеет,
Он пленяет в свете всех,
Кто мечтой владеет!
А ****Молль Флендерс учит нас
Нос в беде не вешать
И с улыбкою проказ
Сердце чаще нежить!
Где за склочность и донос
Есть… вознагражденье,
Там в политике — понос!
Нет другого мнения
Падая и поднимаясь,
Разбиваясь в кровь,
Шёл по жизни улыбаясь,
Тот, кто пел любовь.
О Чарльзе Диккенсе
Романтик, кто любовию болел,
Прожив 58 лет (так мало!),
Он из восьми детей был хил, но смел!
Писать, читать его мать научила,
Ему ж порой хотелось отхлестать
По вечно скорбному лицу с огромной силой,
Чтоб кислость выраженья её снять,
Его мать постоянно раздражала:
Толстела постоянно, а затем
«Пищащую ей милюзгу» рожала,
Ну а отец, беспечен, весел всем
Он ваксу в детстве фасовал подростком,
Потом блестяще он ученье знал,
Работая же клерком, деньги просто,
Что зарабатывал, мамаше отдавал.
Отец Марии Биднелл был банкиром.
Чарльз в ослеплении влюбился в неё враз,
Не понимая ту раздельность в мире,
Где положенье в обществе — окрас!
Издатель Чарльза Хогарт (кто б поверил?),
Его дочь Кэтрин, старшей что была,
Венчается весною с ним в апреле.
Её сестрёнка Мэри (так мила,
Приехала им помогать в 16:
Родился первенец у пары в этот раз),
Хозяйством она стала заниматься,
А Чарльз не отводил от Мэри глаз…
А через год идиллия промчала:
Вдруг Мэри умирает на руках
У Чарльза; Кэтрин же ребёнка потеряла
В отчаяньи, от горя, вся в слезах…
Чарльз пишет письма дорогой усопшей,
Кольцо её и локон — память лет:
Он обезумел, на жену он ропщет,
Иронизирует, что плодовита Кэт…
Всё Кэтрин сносит и рожает всё же,
Как будто только по своей вине…
В гостиной на кушетке, полулёжа,
Она страдает болями в спине…
Он обижал её кадушкой называя,
Что могут больше кошки лишь рожать,
И глупою, как пробка, проклиная,
Свою судьбу, что с ней сумел связать…
Она ж, глаза от горя опускала,
Ведь спутницею гения была!
И с миром грёз о счастьи пребывала,
Которое возможно, — так жила…
А в 45лет Чарльза манит сцена,
И в артистической семье Тернан
Вниманье привлекла его Эллена,
Ей 18. И ей шанс был дан.
Себя он ощутил помолодевшим,
Без памяти влюбляется — роман…
Жене своей он требует, расцветши,
Чтоб подружилась бы с семьёй Тернан.
Адрес доставки просто перепутав,
Бриллиантовый браслет попал к Кэтрин,
На дне письмо к Эллен — измены путы —
Давали повод для развода — клин…
Снесла жена и эти униженья:
Дом разделил и заложил проход,
Её заставил попросить прощенья
Публично за «мыслишек гнусный ход».
Жена к отцу в дом Хогартов вернулась,
Чарльз был доволен, что Кэтрин ушла,
Дорога к счастию с Эллен сомкнулась,
Эллен ему сынишку родила.
Но после пылкости такой он остывает,
Всё начинает твёрдо понимать…
Он у Эллен все письма отбирает,
Чтоб биографию свою не замарать…
Сестра жены — другая — так вот было,
Вела хозяйство, содержала дом,
Джорджина Чарльза искренне любила,
Дети Кэтрин все жили тоже в нём.
Джорджина Диккенса святым считала…
Вдвоём обедают.Июнь, жара в пути…
Вино в бокале медленно играло…
Не смог, почувствовав неважно, он уйти:
На кресло опершись, чтоб удержало,
Он покачнулся и на пол упал,
Джорджина от испуга закричала,
Слугу за доктором немедленно послав.
И на коленях голову держала,
А Чарльз смотрел, хотел сказать, но сень
Его звала…впал в забытье…не стало
В июнь девятого на следующий день…
Ничего сегодня не хочу!
Кто фартовый, празднует победу.
Мне ж она совсем не по плечу.
Щёлкает годами жизнь на счётах,
Бухгалтерию исправную ведёт.
Мне ж достаточно мгновений взлётов,
А с успехом пусть и не везёт!
Пусть сочтут мои поступки дикостью,
Кто вписался в правила, но я —
Я читаю с упоеньем Диккенса,
Хоть он жил в иные времена…
Александру Дюма
То скрип седла, то пушек гром!
И перлы сильного ума
В пере гусином у Дюма!
Дюма
Юрий Михайлович Агеев
листы слетали со стола,
и ворот порванной сорочки
белел из ближнего угла.
Дюма работал одержимо,
меняя перья, стиль, слова.
И где тут было до режима,
когда кипела голова!
Сверкали шпаги мушкетёров,
убийцы крались в темноте.
И разрешенье всяких споров
шло, как всегда, на высоте.
А исчезало вдохновенье,
и боль не отпускала глаз, —
писатель, оборвав крепленья,
срывался в Русь и на Кавказ.
И, впитывая воздух горный,
метнувшись вглубь степей орлом,
он забывал науку торных
путей и роскоши на слом.
Когда же он сполна заплатит,
связавшей гений с ремеслом,
судьбе? — Когда уже не хватит
бумаге места под столом!
Рассказам М. Зощенко
в той жизни, что давно уж нет…
а Зощенко- он надо статься,
веселья дарует билет.
Полнятся юмором рассказы-
столь удивительно, легко,
что я, читая раз за разом,
им любовалась- Бис, БравО!
Стивену Кингу
Елена Севрюгина 3
Когда на сердце давит тишина,
Лети за край, чтоб стать свободной птицей
Не бойся бездны — может быть, она
Сама тебя до ужаса боится!
В кромешной тьме не устаём грести!
Куда ж нам плыть? (с) Ты это знаешь, Стив!
Ты сам когда-то, Господи прости,
Удел весьма сомнительный Харона
Решил с подземной властью совместить
Тебе к лицу бесовская корона!
Комета вниз стремительно летит…
Чего нам ждать? Ты это знаешь, Стив!
Полсотни страхов сотрясают дно
Души…Дух Керри близок — быть пожару,
Вползает в сердце серое Оно,
Для злых детей настало время жатвы.
Они уже давно у нас в гостях-
Послушайте об этом в новостях-
На Роланда надежды никакой-
Путь к башне зарастёт чертополохом,
Погибнет Роза в мерзости людской,
А мир от одиночества оглохнет.
И Бога будет некому сберечь,
И не помогут конь и звонкий меч-
Пусть днём сердца от правды далеки,
Но к вечеру вскрываются истоки
И к нам в дома стучится Стивен Кинг —
Уставших душ полночный Томминокер…
Нам есть, чем Люцифера угостить!
Мы все-глупцы! Нас можно ли простить?
Город Дерри
Татьяна Велесова
Читая Стивена Кинга
Несуществующие двери
Ведут в другие города.
Я попадаю в город Дерри,
Сказать точнее — в никуда.
Пером таланта оживленный,
Он — фантастическая взвесь.
И, ни к чему не прикрепленный,
Быть может там, а может здесь.
В его глубинах ужас спрятан,
Смерть притаилась за углом.
И повзрослевшие ребята
Вступают в бой с давнишним злом.
Когда они в победу верят,
Кошмар растает без труда.
Я покидаю город Дерри,
Который в людях был всегда.
Татьяна Фролова 4
Он родился на Среднем Урале,
Словно бог ему подал знак,
В крае леса, камня и стали
Мамин взял псевдоним Сибиряк.
Здесь писал он Аленушке сказки,
Здесь воспел легендарный Урал,
Горы, реки и дивные краски,
Все что видел, любил он и знал.
Как работали, жили, страдали,
Как исправно платили оброк…
И восстанья башкир на Урале,
И рублевый подушный налог.
И завод на вершине увала,
И все тайны уральских дворцов
С золотой лихорадкой Урала,
С кутежами уральских купцов.
Золотистую ночь на Шихане,
И в уральской степи хутора,
Дикий бунт в пугачевском стане,
И в глухих деревнях вечера.
Всю трагичность изломанных жизней,
Горных рек золотой песок,
Он в историю нашей отчизны,
Ввел картины уральских дорог.
Так никто не писал об Урале,
Так никто за него не страдал,
Он хотел, чтоб в России знали,
Что любил он, о чем мечтал.
Мураками
Григорий Проссо
Прочитан томик Мураками,
Кошмары снятся по ночам
И припечатаны к очам
Тех силуэтов черный камень
Завернутый в овечью шкуру,
Промок до ниточки, в бреду.
Я вновь безвыходно бреду
Чрез снег в цветущую сакуру
Улитки, мидии креветки
Сыры, протухшие давно
Мелькают в кадровом кино,
Но остается запах едкий
Переселяется душа из рыбы,
Пойманной на ужин
И черных мидий пару дюжин
Переселяем, потроша
Мечусь в жару, в ночной пижаме
В ногах свалялось кимоно.
Кумаи графика кино,
Раскрытый томик Мураками.
Колодец
Елена Севрюгина 3
«Мой колодец — один из множества, существующих в мире,
а я — один из множества иживущих в этом мире людей,
каждый из которых сам по себе, со своим собственным «Я»».
Харуки Мураками
Когда в один из дней отчаешься бороться
За мир, который был с тобою заодно,
Ищи себя на дне глубокого колодца-
В саду твоей Судьбы он ждёт тебя давно.
У Бездны страшный взгляд, над нею ворон кружит,
Взывает естество — ты с ним поговори!
Пойми: свой личный Ад не изучить снаружи —
Не лучше ли его постигнуть изнутри?
Скорей спускайся вниз, иди в объятья ночи!
Твой Бес тебя зовёт — он голоден и зол…
Поломан механизм — мир скользок и непрочен,
И ты идёшь вперёд на вечный этот зов,
Следов случайных вязь течёт по лабиринтам,
А где-то дальше ждёт одна из Эвридик.
Сегодня ты увяз меж Тартаром и Критом —
Путь в прошлое ведёт — взгляд сумрачен и дик,
Пугается трава слепых овец отары —
Ты снова пойман в сеть — нет росписи в графе!
Не стоит продлевать визита к Минотавру,
Сегодняшний Тесей и завтрашний Орфей!
Иди, тебе пора! Тоска невыразима,
Мерцает в темноте чуть видимая нить —
Аида грозный страж, страдая амнезией,
Забудет, что хотел ворота затворить…
Окончи долгий плен — и в дом осиротелый
Верни былую жизнь. Узнай, что неспроста
Страдало столько лет твоё пустое Тело,
От поисков Души немыслимо устав…
Откроются глаза — твой Одинокий Остров,
Вздохнув в последний раз, просядет на оси,
Лишь не смотри назад и сверженного Монстра
Из мрачного вчера в наш мир не выноси!
Песня к юбилею писателя Н. Носова
Прочитал мой папа
Удивительную книжку
Про живую шляпу.
Пусть прошло немало лет,
Я открою вам секрет:
Я читаю те же книжки –
Интереснее их нет!
Припев.
Начиная новый век,
Помним старые законы:
Если ты не человек,
Станешь ты муфлоном.
Добрым быть и честным быть,
И о дружбе не забыть
Ни за что на свете
Учат книжки эти.
2. Если вы, друзья, хотите
Выработать волю,
Даст совет Малеев Витя,
Как учиться в школе.
Как работать над собой,
Воспитать характер свой.
Раньше Шишкин был врунишкой,
А теперь почти герой.
3. Про Незнайкины делишки
Знают все на свете.
И девчонки, и мальчишки
Любят книжки эти.
Мы хотим, чтоб каждый знал:
Нам их Носов написал,
И для многих поколений
Лучшим автором он стал!
Читайте О. Генри
Цените добро,
Вот — истинность душ,
Альтруизм человечий.
Пусть «contra» себя
Трансформирует
В «pro»
И лечит прижимистость
Душеувечий.
Дарите подарки,
Встречайте гостей,
Скребите асфальт
Перед домом
До блеска,
Тогда бог добавит
Ещё плоскостЕй,
Сломав лабиринт
КружевнОй
Арабески.
Чистой и нежной души Катерины,
Встреча трагична с жестоким коварством,
Выхода нет — никакой перспективы.
Грубость циничного глупого мира
Душит все добрые сердца порывы,
Эта безнравственность — страшная сила,
Люди жестоки и несправедливы.
Леди Дождик
Снег прячется под лавкой за оградой,
У берега скучает пароход
И вспоминает синий дебаркадер.
Совсем недолго властвовать зиме,
На тополе весь день грачи горланят.
Купечество гуляет в Костроме,
Бросая ассигнации цыганам.
Вино — рекой под громкий смех гусар,
И гости просят песню или танец…
Кто ты, Лариса? Проданный товар?! —
Печальна доля бедных бесприданниц.
Не радует пришедшая весна,
Уносит Волга думы к горизонту.
«Любовь, любовь — обманная страна» —
Вздыхает тихо девушка в ротонде.
Вот если знать бы, что сулит ей год?
Какой-то рок опять влечёт на пристань…
Помолвка, встреча,
Белый пароход,
Романс, орлянка
И финальный выстрел.
Читая Бесприданницу Островского
И солнце спряталось за тучи,
И свет померк, как мысль о чести:
— Цепями связан и прикручен
К богатой городской невесте?!!
А я? Мои все чувства даром?!!
Моя любовь была напрасной?-
Обида вспыхнула пожаром —
И выжгла мысли о прекрасном…
…Как будто я одна и в яме,
И сердце брошено обиде,-
И распрощалась я с друзьями,
И обращаюсь я к Киприде:
— Зачем меня ты обманула?
Зачем надеждой поманила?-
И майский тёплый вечер снулый
Распят ночной грядущей силой…
—
Но лучше плакать и томиться,
И гибнуть от любви — и что же?!!-
Чем жить бескрылой скучной птицей,
Пустой, нарядной и пригожей…
Константину Паустовскому
Альбина Панкова
Киев осенне-багряный, кружит и падает
лист,
А по аллее каштановой грустный бредёт
гимназист.
Уши топорщит фуражка, бьётся о ранец
пенал.
Он свою новую форму с радостью бы
поменял:
Грезится мальчику море, парус
в лазурной дали,
Чайки в туманном просторе, пальмы —
на кромке земли.
Полно! Не надо терзаться: быстро
минуют года,
Будешь по жизни скитаться — всё
повидаешь тогда.
Многое ты испытаешь, бросив
родимый порог,
Голод, утраты, познаешь трудность
военных дорог,
Много освоишь профессий, встретишься
с детской мечтой,
Море таинственной песней вновь
поманит за собой.
Неугомонным мечтателем будешь
везде и всегда,
Станешь известным писателем,
но моряком — никогда…
В доме-музее К. Паустовского
Олег Глечиков
Я помню этот дом из сказки,
Окошки маленькие — глазки,
И светлый сад, и чистый двор,
И белый, беленный забор.
Я помню койку там, в углу,
И печь таившую золу.
Могу представить Константина
У печки, в кресле им любимом.
Он был поэтом бедняков,
Не потому, что сам таков,
А потому что понимал
Природу, море, песни скал.
Он понимал язык ветров,
Лучей и звёзд, и облаков.
Он понимал язык цветов
И чувство высшее — любовь!
Эдгар По
Антонов Валерий
Он, любивший с детства слово,
неустроенный в быту,
среди люда делового
вовсе не был на виду.
Но назло Фортуне вздорной —
мол, исчезнешь навсегда —
он и сам, как ворон чёрный,
мог ответить: — Никогда!
Эдгар По-2
Антонов Валерий
Писал когда-то Эдгар По
рассказы очень страшные,
не забывая и про то,
чтоб быт свой виски скрашивать.
Мглы и реакции знала Россия,
Но сквозь безвременье слышен был в ней
Голос правдивых и смелых людей.
Гневным укором горящее слово
Страстно звучало из уст Салтыкова.
Над раболепной склоненностью спин
С дерзким протестом поднялся Щедрин.
Встречен враждой, он упрямо и хмуро,
Власти не льстя, не смиряясь с цензурой,
Ложь обличал. Так явился на свет
Темного времени горький портрет.
Глупов, простой городишко, в котором
Выведен перед читательским взором,
Без славословий и пышных рулад,
Градоначальников пасмурный ряд.
Как среди этих героев чиновных
Мало достойных и много виновных —
В спеси, бездарности, злом кураже,
В тайном, а то и в прямом грабеже!
Первый — бездушная кукла, болванчик,
В чьей голове помещался органчик,
Чтобы рычать, раздувая ноздрю,
С яростью: «Не потерплю! Разорю!»
И хоть органчик распался на части,
Видно, идея карательной власти
Прочно застряла: свирепой грозой
Градоначальник примчался другой.
Знал он одну лишь правленья науку —
Зычную глотку да твердую руку.
Трепет внушать вознамерился он,
А на досуге измыслил закон
«О нестеснении вовсе законом
Градоначальников» — и с прирожденным
Даром командовать, грудью вперед,
Хитрым манером пустился в поход:
Как это водится, на усмиренье
Им обвиненного в бунте селенья,
А чтоб врасплох налететь на врага,
Долго блуждал без дороги, пока
В жарком бою (бестолковом, но грозном),
Под слободою с названьем Навозным,
Сам же своих по ошибке побил –
И свистопляской успех свой почтил.
Избы в селенье рассыпав по бревнам,
Вынудил жителей беспрекословно
Каждый нелепый приказ исполнять,
Хоть и нельзя ничего в них понять.
Вот каковыми бывали, к несчастью,
В городе Глупове высшие власти:
Резкость поступков, невнятная речь,
Скудость ума — и стремление сечь!
Но произвола суровой печатью
Часто отмечен и сам обыватель,
Нищий, забитый, угрюмый, хмельной,
Бунтом на всех вымещавший с лихвой
Злобу с привычкой к поспешным решеньям
Самосуда — вопреки рассужденьям,
Всех без разбора готовый крушить,
Правых, виновных, не слушая — бить!
Так беззаконной системы основы
Запечатлело перо Салтыкова.
Авторский взгляд беспощаден и жгуч:
Глупов как символ — упрямо-живуч.
Так смог бестрепетно в годы былые
Вскрыть наболевшие язвы России
Честный и зоркий ее гражданин,
Русский сатирик, великий Щедрин.
Стивенсон
Юрий Михайлович Агеев
где твои герои?
Жизнь проходит, словно сон,
мир наш не устроен.
Яхта мчится по волнам,
рассекая воздух…
Где тот остров, что был нам
послан в сладкий отдых?
Нет безоблачных времён, —
есть хорошие недели,
шпага принца Флоризеля,
верный друг, стрела у цели
и надежда, что спасён…
Где ты, Роберт Стивенсон?
Алексей Толстой
Марк Горбовец
(к 130 летию со дня рождения)
Он был писатель гениальный,
Историк мыслящий, философ и фантаст,
Оставил след фундаментальный,
Тот, что потомкам много мыслей даст.
Своим трудом он Родину прославил,
Искусству посвятил не мало жизни лет,
Мысль в давние века направил,
Создал Петра Великого портрет.
Он показал момент России становленья,
В Европу прорубающей окно,
Размах ее преображенья,
И как не просто шло оно.
130 лет прошло со дня его рожденья,
Творения его живут,
Он заслужил потомков уваженье
За свой блестящий и бесценный труд!
А споры всё никак не утихают.
Что было плохо в нём,что хорошо,
Никто,похоже,до сих пор не знает.
Но у писателей совсем иной азарт,
У них свои слагаются сюжеты,
И пишет Цвейг историю Стюарт,
Что стала жертвою времён Елизаветы.
Нет толку препарировать хулу,
У романиста помыслы другие,
И,воздавая автору хвалу,
Мы так скорбим об участи Марии.
Мысли от романа Н. Г. Чернышевского Что делать?
Прекрасный мир нарисовал в романе,
Где человек как Бог всегда свободный,
Несет в себе добра и чести пламя.
И в жизнь свою играя ярко-ярко,
Ведь по-другому и неинтересно,
На сто процентов пользуясь подарком,
Жить нужно благородно, очень честно.
Нельзя другого обижать невольно,
«Что делать?» — поиск верного пути,
Его герои так живут достойно:
Чудесно счастье благородной любви.
Антуан Де Сент Экзюпери
Любовь Лещинская
потерялся в сумрачной дали,
улетел. Не для тебя соловушка
вновь поет все песни до зари.
За окном все также море плещет,
ветер ветви пальмы теребит.
А тебя давно никто не ищет,
О тебе лишь старый пес скулит.
Разметались сказки и фантазии,
но мечта останется мечтой.
Где ты, Антуан Экзюпери, где праздники?
Что мне делать с этой пустотой?