Стихи про композиторов

Стихи про композиторов

Сон юного композитора


Дедушка Володя

Мелодия весёлая приснилась как-то раз,
Запел её, поверьте мне, не открывая глаз;
Потом играл на скрипочке, на гуслях подбирал,
В тетрадке по сольфеджио все ноты записал.

Сыграть свою мелодию я взял аккордеон,
Затем баян, виолончель, гобой, фагот, тромбон;
И словно я — большой оркестр, и всё мне по плечу:
Любой играет инструмент, лишь только захочу.

С портрета мне мигает Бах: — А твой мотив хорош!
К портрету Верди обратясь: — Джузеппе, подпоёшь?
И вижу я, как Лист и Брамс, собрав вокруг друзей,
Импровизируют вдвоём с мелодией моей.

И вдруг мгновением спустя… сольфеджио урок.
Я у доски, где нотный стан, и рядом педагог:
— В какой тональности, скажи, мелодия, мой друг?
А сколько знаков? А размер? Где слышен вводный звук?

Застыли Лист и Брамс, и Бах, все на меня глядят,
И весь наш музыкальный класс, четырнадцать ребят.
— Джузеппе Верди! Хоть бы ты сегодня мне помог!
Но тот молчит! Зато гремит будильника звонок!

Алябьев


Татьяна Богданова Аксенова
Не дуэль, а отказ заплатить по счетам
Уличённого в шулерстве Времева
Спутал карты Алябьеву! Ну, на черта —
Чёрный день положенья тюремного?

Ну, зачем он, фортуны крутя колесо,
Всё выигрывал в вист у помещика?
Не в висок его, благо был сам невысок,
«Вы — подлец, сударь!» — просто затрещина…

Дворянин и гусар остаётся собой
И в игре, и в любви, и под градусом.
Он в тюрьме вспоминает берЕзинский бой,
И Катюшу свою, не нарадуясь…

А над ним совершалась гражданская казнь:
Эполеты — долой, шпагу — надвое…
Времев умер в дороге. Какая тут связь?
Да и нет её, только вот «надо бы»!

Императору надо, чтоб главный герой
Сочинял анонимные оперы,
По Сенатской не шлялся сквозь висельный строй
И не щёлкал затвором, как штопором!

Отгусарил своё, взяв Париж, а теперь
Пусть романсы строчит в отдалении.
Хватит пороху — биться в закрытую дверь
С высочайшего соизволения?!.

Доигрался, кутила? Сколь нитку не вей —
Обрывается, поздно ли, рано ли…
Но таланту на пользу тюрьма — «Соловей»
Вдруг запел за оконными рамами!

Он зимой засвистал, как всегда, невпопад!..
У России преступники странные:
Словом чести ей вечную славу творят,
Память вечную разными странами…

Гектор Берлиоз. Великая месса смерти

Акламэна
Мастер слышать звук одной флейты,
Окруженной гулом страстей,
Заостряя жизни фрагменты
Перед хищной пастью смертей,

Погружает в эфир между словом,
Стон сливая эмоций и грёз,
В сущность и безразличье святого,
В мир непрожитых сердцем слёз.

Нет испуга на грани бастилий,
Тишина награждает всех,
Чтоб события не судили
Силу жизни и мрачность помех.

С миром в такт оживает сердце
Где командует дирижер:
— В запредельность гармонии верьте!
Берлиоз отчужденности стёр.

Гектор Берлиоз

Алевтина Зайцева

«Гимн воинственный» у Берлиоза —
Революции жаркий июль.
Гений смог передать виртуозно
Триумфальность и траурность пуль.

И в Россию придёт это время,
Зазвучат Берлиоз и де Лиль.
В октябре заалевшее знамя
Не легенда, а прошлая быль.

Дважды был композитор в России,
Исполняя творенья свои.
Но нет музыки русской красивей,
К ней в своей признавался любви.

Словно пламя она души греет,
Не страшны с ней ни снег, ни мороз,
Над Европой она взмыть сумеет,
Расцветая букетами роз.

Дирижёрскую палочку в память
О приездах в Россию француз
Эстафетой решился оставить
Для скрепления творческих уз.

Гектор Берлиоз. Симфония Гарольд в Италии

Юрий Тригубенко
Перед собой не ставя цели — брать вершины,-
Бывал и я не раз, счастливейшим, в горах.
Лишь пару раз взбирался вверх. А чаще шины
Прекрасной «Явы» и любимейшей машины
Несли меня под облака, не чуя страх.
Я не бродил в горах Абруццких с Берлиозом.
Не Гарольд Байрона, а зодчий и поэт.
И мне дарил Кавказ восторг по крупным дозам.
И только летом, веря радужным прогнозам,
Я там бывал на протяженье разных лет…
И вот теперь стою на склоне. Откровеньем
Звучит Симфония о Гарольде. А я
Глаза закрою и представлю на мгновенье,
Что это я брожу в горах, где дуновенье
Любви и ветра ловит молодость моя.

Часть первая.

Рассвет в горах. Ступаю крайне осторожно.
Ущелье мрачное со скалами встает.
И как красиво! Как волшебно и тревожно
Так тихо-тихо, что услышать невозможно,
Фагот чудесную мелодию ведет…
Она пройдет по всей Симфонии мотивом.
И с первых звуков зачарованно молчу.
И отдаюсь всецело этим переливам,
Как водам Терека, шумящим и игривым,
В которых я лицо прохладой намочу…
Оркестр все громче и рисует мне картины,
Как будто в сказку я все глубже захожу.
Еще немного, сквозь тревоги паутины
Протянет солнце луч в ущелье, яркий, длинный,
И перейдет оркестр минорную межу.
И вступит альт!
Тепло, спокойно и мажорно:
Грудной регистр, души доверчивой окрас.
И это соло для Симфонии так спорно:
Концерт для альта! Ярко, солнечно, Buongiorno!
И поведет смычком неспешный свой рассказ,
Рисуя мой портрет своим волшебным звуком.
А, может, это Гарольд, Байрон, Берлиоз?
Вот мелкий камень из-под ног летит со стуком…
В горах, где я, нет места горечам и скукам,
Лишь по скале течет вода подобьем слёз.
Альт продолжает свой рассказ, как здесь чудесно,
Что нахожу в горах я счастье и покой…
Громады скал нагромождая звуком тесно,
Оркестр срывается, как в пропасть, где отвесно…
То пасторально вдруг послышится гобой.

Часть вторая.

Как фантастически красиво, колоритно
Звучит вторая часть Симфонии! Нет слов!
То пилигримы, приближаясь монолитно,
Поют вечернюю молитву хором, слитно.
В монастыре им вторит звук колоколов…
А я услышал в этой Музыке другое:
Как жизнь прекрасная прокладывает путь,-
Путь к совершенству! По прямой или дугою.
Как мы взбираемся к вершине, и рукою
Пытаясь крепко ухватиться как-нибудь…
А нам валторны трубный звук напоминает:
Дамоклов меч всегда висит над головой!
Когда опустится, никто того не знает.
И наша жизнь, как снег, когда-нибудь растает.
А ты живи и будь доволен сам собой.

Часть третья.

Народным наигрышам Музыка подобна.
В Абруццах горец серенаду распевал
Своей любимой под окном… А мне угодно
Забраться в горы было. В место, где укромно
Я мог устроить в полдень тайный свой привал.
Трава сверкала неподдельным изумрудом,
И куст кизила рядом, с ягодами, рос.
От глаз чужих вдали нет места пересудам.
Лишь синева небес. И ветер ниоткуда.
И на траве волна роскошная волос…
И до сих пор звучит напев неистребимый,
Звучит мажорно, как и я, неутомим.
Как деловито пчелы пролетали мимо…
И, не нарушив чести женщины любимой,
Скажу, что здесь, в горах, был счастлив и любим.

Часть четвертая. Финал.

И вновь оркестр! Слетают звуки так обильно!
Задумка автора: герою здесь конец…
Не принимаю это. Жизнь звучит всесильно!
Дорога с гор в долину спустится пусть пыльно,
Пыль на ногах. Но с головы не снят венец.
И нужно жить! Жизнь из Любви берет начало.
И лишь Симфонии настал апофеоз!
И нежным альтом, лейтмотивом прозвучала
Любовь, которую воспел мне Берлиоз!

Александр Бородин

Юра Крымский
Этот важный господин —
Композитор Бородин,
Он и в химии был спец,
И «Князь Игоря» творец.

Брамс

Ирина Мороз 2
Когда жалуясь, взмолится скрипка
и заохает виолончель,
заслезится ручьём акварель,
я вспарю — бестелесна, безлика.

до упора вонзаются в вечность
удалые рапиры смычков.
и тогда ни оков, ни врагов,
не страшна мне и жизни конечность.

Ах, таинственный струн разговор…
Мне понятен до крох, до деталей.
Всё о чём мы упрямо молчали,
звуки вьют. Бесконечный узор.

Это Брамс! Си минорный квинтет.
Стушевались былые невзгоды,
вдруг исчезли преклонные годы.
Я девчонка пятнадцати лет.

Музыка Иоганнеса Брамса

Людмила Зар
Радость и грусть, тревога, горе
Сменяют друг друга, как волны.
Чувства сильны, как в бурю море,
В музыке, страстью наполненной.

В музыке Брамса —
Порыв и пространство,
Морского хаоса
Непостоянство.

В ней — красота спокойной лазури,
Мощь и волнение, и сила бури.

В музыке Брамса —
Венгерские танцы,
Стройность, гармония
Светлых мелодий.

Подобна стихии
Моря синего.
Волн изгибы,
Плавные линии.

В ней —
Снопы лучей
Сквозь воду,
И глубина
До дна,
И пламень чувств свободных.

Музыка Брамса

Надежда Никищенкова

Вновь в музыке Брамса хмельной колорит!
Цыганская песня в славянскую влИлась.
И сердце от звуков, терзаясь, болит.
И кажется нам, что любовь зародилась,
Ворвалась под пение скрипки печальной,
Предчувствуя скорбность любовной напасти,
Ударные — словно в соборах! Венчальный
Призыв породниться с природой и страстью
Звучит в каждом танце и в каждом концерте.
И муки души вновь охвачены властью
Борьбы за сердца между жизнью и смертью,
Но вновь торжествует стремление к счастью!!!
И мощный напор флейт, кларнета с гобоем
Позволили нам разлучиться с тоскою.
И сердце опять близь рояля запОем
Пьёт звуки восторга с Дунаем-рекою.
На дух твой нисходит опять благодать,
Чтоб мир совершенный объял ты с мольбой!
Так хочется с музыкой этой рыдать,
Вновь в душу проник совершенства покой!..

Люблю ли Брамса я?


Юрий Тригубенко
Был пианистом
И писал. Не для забавы.
В родной Германии был Шуманом любим,
И, удостоенный при жизни громкой Славы,
Был в титаническом труде неутомим.

Люблю ли Брамса я?
О, да! Он яркий гений,
Волшебник звуков и мелодии родник!
В мечту уносит он за несколько мгновений,
А сам душою к Музе Вечности приник.

Централь-Фридгофф.
Копилка грусти в старой Вене.
Между Бетховеном и Шубертом лежит
Йоханнес Брамс.
И в нежной птичьей кантилене
Земная память над Великими дрожит.

Cлушая Вагнера


Елена Трепетова
Взметнувшись ввысь, тяжёлые аккорды,
Как коршуны, кружат над головой.
Я дрогнула, но повторяю гордо:
Что ж. Я готова. Я вступаю в бой!

И взвыли скрипки в яростном экстазе.
И свет померк в тисках свинцовых туч.
Всё крепче ветер. Всё слабее разум.
И град камней несётся с горных круч.

И гром небес. И жар драконьей пасти.
И бешеное ржанье лошадей!
Я трепещу! – но вашей грозной власти
Не подчинюсь, байройтский чародей!

Но как же слаб, сколь безнадёжно болен
Любой из смертных, кто уже вкусил
Той благодати исполинской воли,
Хмельного буйства первобытных сил!

Кто жил хоть миг в летящем в бездну мире,
Где горизонт — в клубящемся дыму,
Где стонут скалы воплями валькирий
И клич героев сотрясает тьму!

Где души, как далёкие светила,
Засасывает чёрная дыра!
Но эта сила — бешеная сила! —
Добра ль она? О, если бы — добра!..

Вонзились в небо трубные фанфары —
Подобно занесённому мечу…
Я вся дрожу от ужаса и жара…
О, пощадите!.. Нет!.. Я — не хочу!..

Я не поддамся этой грубой воле!
Насилья над собой не потерплю!
Терзайте ж сердце ненасытной болью,
Но вам не вырвать кроткого «люблю»!

И — дикий хохот в грозовых аккордах!
И я опять обличена во лжи!
Всё ближе обезумевшие орды…
Всё беспросветней тьма… земля дрожит…

И вот он, смерч, не знающий пощады!
Шквал, с корнем вырывающий дубы!
И я — внутри смертельного торнадо –
Листок, песчинка в жерновах Судьбы!..

Но нет! не смерть! — внезапность равновесья.
Хотя ступни — на рваных облаках…
В ремнях ветров взмываю в поднебесье —
Но вожжи молний — все в моих руках!

Вселенский гром! Зловещий блеск зарницы!
Под сенью огненосного крыла
Я мчусь на ураганной колеснице —
Вне страха смерти, вне добра и зла!

Всё выше, выше! Рассекая тучи,
Пью полной грудью сладостный наркоз
Мучительных — прекраснейших! — созвучий,
Всё упоенье ядовитых грёз!

И опьяняясь мощью и свободой,
Хочу пронзить завесу облаков,
Чтоб с бою взять бездонность небосвода,
Низвергнуть власть неведомых богов!..

Как после тьмы желанна и безбрежна
Расплавленная солнцем бирюза!..
Вдруг… чей-то взгляд — огромный, тихий, нежный
Пронзил мои жестокие глаза…

Разбились чары дерзостных мелодий.
В огне невыносимого стыда
Бросаю ураганные поводья.
И падаю — отвесно… В никуда…

…Раздавлена сознаньем преступленья,
Хочу испить всю муку до конца.
Смирения! Молитвы! Искупленья!
Забыть! Стряхнуть тяжёлый хмель «Кольца»!

Молюсь — и в сердце, сквозь пары дурмана,
По капле проникает горний свет…
О, не виню байройтского титана
За мой позор, мой исступлённый бред,

Воинственную ярость, жёлчь накала,
Жестокость истребительной любви!
Вина моя! Я всем нутром алкала
Кипенья чёрных смол в моей крови!

И вот расплата… Музыка, родная,
Спаси меня, смири мою тоску! —
Я жадными губами приникаю
К хрустальному, святому роднику…

Но утоленья — нет. Мольбы напрасны.
Отравлен дух. Душа обречена.
Над ней, преступной, более не властны
Волшебный голос, нежная струна…

Не тронут сердце стоны юной Джильды,
Мечты Татьяны, Чио-Чио-Сан…
Меня томит победный клич Брунгильды…
Душа — в тоске по рваным небесам.

Рихард Вагнер

Марина Тимкина
Он смел и одиозен, не для всех..
И под запретом на земле обетованной
Сквозь драму и экспрессию сквозит суровый смех
Как диссонанс валькирий ураганных

Он Рихард Вагнер — он античный хор
Масштабу симфонизма нет предела
Расчетлив, динамичен, он-раздор
И без излишеств мистика,грозящего расстрелом

Он непрерывен,противоречив и спор
Как в кольца Нибелунга он закован
Здесь Боги, апокалипсис, полет, напор
В любви и смерти звуком зашифрован..

Джузеппе Верди

Валентина Глазунова
Он музыку, любя, отвоевал,
До десяти лет босиком ходил.
Отец его чехоточным… пугал,
Чтоб это ремесло сын позабыл!

В двенадцать он — церковный органист,
В мальчишке бушевал… волшебный дар!
Джузеппе в полночь шёл под ветра свист,
Чтобы настроить за сто вёрст… орган!

Ничто ему не доставалось даром,
Маэстро чуял, что не видел глаз!
Джузеппе до конца с народом славным,
Отсюда — и успех, и… мощный глас!

Горячим сердцем Верди… сострадал,
Он музыку писал, что нас воспламеняет!
Тайна искусства — скука!- Он сказал.
Музыка Верди жизнь нам продлевает!

Георг Фридрих Гендель

Лариса Чаплыгина

« Мне было бы досадно, милорд, если бы я доставлял людям только удовольствие.
Моя цель — делать их лучше…» 

 Г. Ф. Гендель.
Люди взволнованы, чудные звуки.
В нежном пожатии встретились руки.
Свечи, портьеры, высок потолок.
Неторопливо движение ног.

Пары танцуют, старинная зала,
Мысль композитора ввысь улетала.
Мало пространства, размаха ему.
В храме играет орган одному.

Слёзы восторга — Георг замирает.
Гендель* лишь Богу свой труд посвящает.
Бог оценил и приходит успех.
Долгим был путь в мир блаженства, утех.

Гершвин

Верат Олоз

Из глубины простого шума,
Который нас не восхищает,
С неудержимостью угрюмой
Шедевры Гений извлекает
В почти совсем готовом виде.
Не дай Бог всем такие уши,
Иначе б Гений был в обиде —
Никто бы музыку не слушал.
А так — плевать на шум прохожим,
А музыка небезразлична.
Никто не мнит ее похожей
На шум простым ушам привычный.

Михаил Глинка

Алевтина Зайцева

Его слова: «Всё в жизни контрапункт».
За счастьем будут горе и утраты,
Любви кольцо разлуки разомкнут…
Константа — только музыки караты.

Как горек след от прежних, льстивых дней,
Куда девалась милая Мария?
Жизнь так постыдна и нелепа с ней,
И каждый день — то ложь, то истерия.

Опять любовь — Екатерина Керн!
Души его «настало пробуждение»,
Спасенье от губительных каверн,
Но вот в закат и это увлечение.

Любовь ушла, а музыка жива.
Романс остался нам «Разуверение»,
В другом знакомы Пушкина слова,
Они: «Я помню чудное мгновенье».

Маэстро Глюк

Александр Кожейкин
На галёрке тает скерцо,
Голос флагом реет гордо,
Под камзолом бьётся сердце
Безразмерного восторга.

Так бывает: ночь жестоко
Гасит искры откровений,
Обветшалое барокко —
На фундаментах сомнений.

Но особенно упрямо
лишь один вопрос заводит:
Как поэзию и драму
Нарядить в наряд мелодий?

Сомневаясь, скрипка плачет,
На просвет касаясь окон.
Здесь — маэстро Глюк*, а значит,
Весь узор ещё не соткан.

И не только он в ответе,
Все одной мечтой согреты:
Собирать цветы столетий
И укладывать в букеты.

Улыбнулись лицедеи:
Не на шутку разыгрались,
Вроде, поняли идеи.
Глюк махнул рукой: помчались!

«Ифигения в Авлиде» **
С каждым тактом ближе, ближе,
И Сальери не в обиде:
Умыкнул заказ в Париже. ***.

А ему не до амбиций,
Прочь усталость, к чёрту вздохи!
На арене репетиций
Метроном звучит эпохи.

Кристоф (Кристофер, Христофор) Виллибальд Глюк —  композитор, реформатор оперы, автор 44 оперных и 2 балетных спектаклей. Смелая идея подчинения музыки законам поэзии и драмы оказала большое влияние на музыкальный театр не только эпохи К.В. Глюка (1714-1787 гг.), но и на театр XIX и XX веков.

** «Ифигения в Авлиде» — знаменитая опера К.В. Глюка.

*** как известно, заказ на оперу «Данаиды» у Глюка перехватил молодой Антонио Сальери, и эта опера прославила его.

Х. В. Глюк, Мелодия

Валерий Доронкин
Орфей прекрасным пением
богов пленил,
Из царства смерти
Эвридику возвратил.
Та песня до сих пор
ещё жива!
В счастливых семьях
ты найдёшь её слова.

Но слышишь звуков
трепетный полёт?
Нет, то не флейта,
то душа поёт!
Звучи, Мелодия,
и пробуждай в крови
Томленье грусти,
жажду счастья и любви!

Эдвард Григ

Антонов Валерий

В «Пер Гюнте» приключений столько
понавыдумывано Ибсеном.
Но душу тронет песня Сольвейг —
она чиста и очень искренна.

Слушая Грига

Валерий Доронкин
Запели струны… Дивный миг!
Нам снова дарит добрый Григ
Чарующих напевов прелесть!
В них звонкий наигрыш свирели
Летит в прибой туманных фьордов;
В них свежесть горных родников,
Блеск солнца, тени облаков;
В плетенье ритмов льют аккорды
Гармоний терпкое вино!
Напевы плавно, без усилий,
Изгибом лебединых крыльев
Парят! Им воскрешать дано
Страсть бедуинки, нежность Сольвейг,
Крестьянский пляс и шабаш троллей.
В них чувств живых кипит родник,
Твоё в них бьётся сердце, Григ!

В пещере горного короля/Григ

Екатерина Медикова
Люблю у Грига сказочный сюжет:
В пещере горной шествие шальное.
Костров площадку освещает свет,
Созвал король всех троллей на совет,
Замыслить чтобы зло очередное.

Басы рояля — тихий топот ног,
Далекий, грозный, словно шум прибоя,
Все выше, громче! Чистых вод поток
В большой пещере в унисон поет
Со свистом ветра, с непогодой споря.

Все ближе монстров сказочных ряды,
Быстрее пляска, хохот, ярче блики!
Как тролли силой, ловкостью горды!
Литавров звон и гул большой трубы,
Не могут заглушить ни рев, ни крики!

Смешалось все в гигантский хоровод
Вокруг костров, достигнув пика форте…
И вдруг, внезапно шум и топот смолк,
Часов, как будто, кончился завод,
И встали тихо шумных тварей орды…

Игру закончив, хочется опять,
Представив это как-нибудь иначе,
Рояль поможет вечер скоротать,
Вернув мне в дикой пляске троллей рать,
И Солвейг мне споет, а не заплачет.

В гостях у Грига

Ник Мамаев
Покой озёрной глубины,
Дыханье гор, зари окрасы.
Григ — красота и дух страны!
Его творения прекрасны!

Ты не любил столичный блеск —
Уединялся в дом… таланта,
Где ноты создавал навек
С добавкой моря аромата.

В них шепчут песни родники,
И солнцем брызжут водопады.
Не восторгаться не с руки…
Душой великой канонады.

Хоть ростом невысок, плечист.
Похож усами на Эйнштейна.
Григ в звуках музыки так чист…
Кумир!! Основа вдохновенья!

Певец норвежских сказок, вод,
И фьордов, что живут горами,
Здесь мысль готовит поворот —
Нас оголяя пред веками.

Григ свой оставил в мире след
Красивой, безмятежной кручи.
Как мать, родил он наш послед
И пригласил в поход за тучи.

Дом в тишине. Концертный зал.
Дух музыки в глубинах фьорда.
Из-за туристов он… вокзал
Иль замок, отражённый в водах.

Пленён твоею простотой,
Умением идти на подвиг.
Ты не способен на застой,
Ты чести-праведности плотик.

Ты и сегодня соль Земли.
Паришь! В скале твоя могила!
Сюда приводит корабли,
Разбуженная духом сила.

Спасибо, что увидел Жизнь
Воочию творца большого.
Вмиг ощутил велений мысль —
Полёт фантазии живого.

К. Дебюсси, Лунный свет

Валерий Доронкин
Лунного сиянья
Золотистый звон…
Звёздное мерцанье
Сыплется в затон…
Даль холмов укрыла
Сумрачная мгла,
Спит на кромке ила
у воды ветла.

Сквозь листву неслышно
Лунный блик скользит,
Тень от кроны пышной
Бледная лежит.
Месяц над осокой
Ворожит, и вспять
Колдовское око
Отражает гладь…

Ветерочек шалый
Прошумел в тиши
И, зевнув устало,
Юркнул в камыши.

Сонный лист сорвался
В зеркало воды.
Дрогнул и сломался
Хрупкий луч звезды,
Тихо всколыхнулась
Лунная волна,
Золотом плеснула
На песок она!..

И в глубокой дрёме
Стихло всё опять.
Лишь дрожит в истоме
Водяная гладь
Призрачною гранью
В сумраке времён…
Лунное сиянье…
Золотистый звон…

из сборника «Звуков трепетный полёт»

Лунный свет Дебюсси


Марина Барщевская
Я городские переулки
Покину, убегу весною
В сентиментальную прогулку,
Где с бергамасскою тоскою

Исчезну, растворюсь в искристом
Сияньи мягких переливов
Дорожки лунной серебристой,
Туда, где вновь рыдают ивы

О том, как в юности мы смелы,
Глупы,исполнены надежды…
Ночь волновалась, скрипка пела,
И лютни звук струился нежный;

В воде плескались звёзд алмазы,
Шептались томно ветра струи,
И тихий ангел златовласый
Манил французским поцелуем;

В ритмический узор сплетались
Печаль и цвет зари рассветной,
Лучи Луны пересекались
С гармонией мелодий светлых…

Серп молодой сверкнёт сквозь ветки;
Нет, о прошедшем не заплачу!
Я покажу Луне монетки:
Быть может, мне пошлёт удачу.

Именно французским поцелуям учила под Луной молодая русская нимфетка Сонечка фон Мекк юного своего репетитора Клода, создателя пьесы из»Бергамасской сюиты» под названием «Сентиментальная прогулка», позже переименованную в «Лунный свет».Несостоявшаяся тёща Надежда Филаретовна отказала Дебюсси от дома, заявив:»Как бы хорошо конюх не ухаживал за лошадьми, в семью я его не приму» …

Дунаевский

Татьяна Комиссарова

«Товарищ, товарищ!
В труде и в бою
Храни беззаветно Отчизну свою!»


Как жалко, что не в моде Дунаевский
И светлое не в тон календарю.
Я говорю местами по-советски,
Когда я о хорошем говорю.

Мне чудится: весенний ветер веет
Над нашей необъятною страной,
От магаданских гор до мавзолея
Сограждан накрывая с головой.

Он спящих бодро выкинет из спален,
Квартира вдруг окажется тесна –
На улице, наивно-сексуален,
Марш белых девушек из мюзикла «Весна».

И я, и я — с товарищами рядом,
Мой ясен день, глаза мои светлы.
Проходим в ногу праздничным парадом
По майским улицам страны.

Ф. Листу

Марина Тимкина

Разум ошибается,чувство-никогда
Роберт Шуман

Как Лист красиво воплотился в каждом звуке!
Рассыпал ноты в перелива ряд
Вспорхнул он с клавиш, где касались руки
О, как он в скерцо изумительно крылат!

Неповторимый в восприятии красок
Лист увлекает, в свой парящий мир
В улыбке светлой — нет трагичных масок
В скрипичных знаках — радужный клавир!

Ференц Лист

Нелли Добротолюбова
С березки одинокой жёлтый лист
Упал на землю, лёгкий и холодный.
На краешек скамейки Ференц Лист
Присел, витая в музыке свободной.
Скрипичный ключ, как истый дирижер,
Построил в ряд диезы и бемоли.
На сцену вышел скучный ля-минор,
А до-мажор закован был в неволе.
От этой музыки повеяло тоской,
Осенней грустью и былым прощаньем,
И замерла природа: Боже мой!
Не допусти душевного страданья…
Лежали листья вытканным ковром,
Мечтая о полёте с журавлями,
А осень, тронув волос серебром,
Венчала тихо Листа с небесами.
Замкнулся круг печали и тоски,
Забилось небо в хмуром покрывале.
Порвав минорные сюжеты на куски,
Сам Лист, как юноша, пошел к роялю.
Он начал страстно, с чистого листа,
Над всеми i расставив разом точки.
Под звуки музыки забылась та,
Что не прислала ни единой строчки.
Открылось ясно: осень впереди.
Напрасно ждать, напрасно жить надеждой,
Не стоит звать: Постой, не уходи…
Любви не быть такой, как прежде.
И, Ференц Лист, аккордом оглушив,
Минор печальный удалил со сцены,
Слегка мизинец в страсти повредив,
Он выпустил шальной мажор из плена.
Давала музыка любви салют,
Седым вискам и пурпурным деревьям,
И был мажор героем жизни тут,
Забыв всё прошлое без сожаленья.

Великий Лист


Ник Мамаев
Великий Лист! Изящество! Размах!
Блестящи музыкальные пассажи.
Ты у второго века на устах,
Неутомим, как соловей в кустах.
Твои поэмы чудны, как пейзажи.

Я покорён великим мастерством
Игры и композитора… смекалкой,
Могучей силой, звуков колдовством,
Полётом мысли, чувства волшебством
И от завистников умелою закалкой.

Готов последовать по жизни, не таясь,
Чтобы впитать язык живых фантазий.
Я с музыкой твоей богат, как князь,
В ней сила чувства и большая страсть,
Что защищают нас от безобразий.

Спасибо, Лист, за силу и любовь,
Которые в тебе всегда едины,
За то, что будоражишь дивно кровь,
Зовёшь меня к победам вновь и вновь,
Выпутываешь… из суетной тины.

Ференц Лист

Юра Крымский
Величайший пианист,
Композитор Ференц Лист,
Он украсил мир мелодий
И придумал жанр рапсодий.

Мендельсон. симфония до мажор 3 части


Елена Ярина

Немецкий композитор Мендельсон
В пятнадцать лет симфонии писал…
Век романтизма, музыки как сон,
Что сам себя вознес на пьедестал.

Едва лишь дирижер взмахнул рукой
И зазвучали скрипки, заиграли.
В мир чувств переживаний погружен
Раздумий сладостных о встречах, о печалях.

Картины грусти он запечатлел
Подобно итальянцу Паганини.
Искусством скрипача он овладел
И написал, их исполняют ныне.

Звучит музЫка: встреча. Быстрый темп.
Симфоний им написано тринадцать.
Достойный юноша — достойный комплимент.
Все для оркестра, можем наслаждаться!

Феликс Мендельсон. Сон в летнюю ночь

Юра Крымский
Композитор Мендельсон
Сочинил балет про «Сон»,
А сюжет создал Шекспир,
Знает тот балет весь мир!

Огинский, Михаил Клеофас
Людмила Лидер

Кто не знал твоего полонеза?
Кто слезой от него не грешил,
Замирая над скорбною бездной,
Мотыльком свою душу палил.

Сколько было испытано боли,
Чтобы в звуках печаль утопить,
Слышишь, как они рвутся на волю,
В каждой ноте отчаянья нить.

Безысходность — смертельное жало,
Словно псом подзаборным скулит,
Сердце нАсквозь пробито кинжалом,
Нестерпимо разлукой болит.

Жизнь твоя — это хрупкая повесть,
Как курок, как нежданная весть,
Где незыблимы вера и совесть,
Где незыблема гордость и честь!

Полонез Огинского
Елена Аткина
«Полонез» Огинского
С Родиной прощание,
Сердце материнское
Полное терзания.

Время расставания,
Время неизбежности,
Музыки звучание
С переливом нежности.

Слезы одиночеством,
Памяти прозрение,
Так прижаться хочется,
Да прошло видение.

Согнутые плечи
Руки задрожали,
Время боль не лечит,
Музыка печали…

Полонез Огинского

Ольга Цветикова

Звук скрипки резал ухо палачом-
Огинского играли в переходе.
Толпа спешила, как бы ни при чём,
Был музыкант одет не по погоде.

Взгляд внутрь себя, губами шевелил,
А рваный ритм, нарушив все каноны,
Так торопился из последних сил
Обрушить боль в людей чужие клоны.

Мелодия хлестала по лицу
С надрывом фа-диезного прощанья:
Быстрей, ещё быстрей, прыжком к концу,
Презрев надежды ложь и обещанья.

И каждый атом множества толпы
Чуть убыстрял шаги — скорее мимо,
Стыдясь души бездомной наготы
Бескрылого больного Серафима.

Звучала скрипка, влажный дул сквозняк,
Огинского играли в переходе:
Раскрыт футляр, один, другой пятак;
Был музыкант одет не по погоде…

Полонез Огинского


Сергей Лузиков
То бравурно звучат аккорды,
То льются плавною рекой,
Лаская слух. Я знаю твердо,
Нет лучше музыки такой!
Сей полонез рождает чувства
Разноречивые в душе.
И, это вечное искусство
Не разлюбить теперь уже.
То вдруг, нечаянно взгрустнется,
Услышав мягкий перелив.
Разлука, словно тень крадется,
Стоишь, дыханье затаив.
Но тут, вдруг, тверже загремели
В груди, надежду возродив,
Аккорды, в небеса взлетели,
Да за собою поманив.
И, развернувшись полной силой,
Звенит та музыка в ушах.
За ней голубкой сизокрылой,
Летит восторженно душа.
И вновь волною льются звуки
Торжественно и широко.
Нет ощущения разлуки,
Спокойно мне и так легко!

Раймонду Паулсу

Юлия Борисова Из Питера

Вы так высоко парите,
Нотой прорезая поднебесье.
Нотам подчинился зритель,
Словно в небеса поверив в песню.

Мы так далеки, как «да» и «нет»,
В мечтах о Латвии недальней.
Мы живём на лучшей из планет,
Средь Вашей музыки хрустальной.

Суетен наш век, но песня — друг,
И так всегда и повсеместно.
Вы и вышний свет, и ближний круг,
Вы — наш единственный Маэстро.

Мы не далеки, как зов руки
И чёрно-белых клавишь отзыв.
Вы у нас один,
А в Вас —
СВЯТАЯ
К МУЗЫКЕ
ЛЮБОВЬ.

Слушая Пуччини

 
Борис Неменов

Разлился в зале полумрак…
Звучала музыка Пуччини.
Волшебный звук – небесный знак
По этой чудился причине.

ТОСКИ мелодия плыла
И жаждал жить Каварадосси…
И грусть, как хрупких два крыла,
Несла из лета прямо в осень.

Звучала мощно и светло
Боль и торжественность, и тайна —
Надежда обдала теплом.
Была действительность печальна.

Огромный зал, едва дыша,
В безмолвном замер восхищеньи.
И нежный ангел, неспеша,
Спустился с неба, в озареньи.

И вдруг внезапно, как обвал,
Нарушив тишину по праву,
Взорвался потрясённый зал
В осколках криков «бис» и «браво».

Трагизм прочувствовав, как сласть,
Забыв на миг про боль, в запале,
Мы над собой уратив власть,
В ожог ладони отбивали.

И мне признаться не позор,
Что жизни так не жаждал прежде,
Что гимн пою я с этих пор
Любви и Вере, и Надежде.

Болеро Равеля


Марина Барщевская
Взгляд,
Но не в глаза,
(Сдержанность чувства…),-
Яд!
Им навсегда
Разум и сердце отравятся…

Так
Эхо вдали,
Отзвуки грома,-
Знак:
Вспыхнут огни,
Небо дождями обвалится.

Ток!
Воздух густей
От напряженья,
Рок…
Громче, быстрей,
Словно огонь разгорается.

Лёд
Топится в пар,
Страсти кипенье.
Жжёт
Огненный жар.
Души в экстазе сливаются…

Боль
Комом в груди:
Жизнь бысротечна…
Соль
Грешной земли
Временем не растворяется.

В его руках /Растропович
 
Сергей Ивволгин

В его руках — светилась, оживала
И, локон возлагая на плечо,
Романсы пела, всё казалось мало…
И лились звуки дивные ручьём.

Ах, что творили с нею эти руки…
Смеяться заставляли и рыдать,
И радоваться канувшей разлуке,
Ценя прикосновений благодать.

И слившись с ним, покручивая шпилькой,
В объятиях почувствовав расцвет,
Картинку воспевала за картинкой,
Неся Шахерезадою рассвет.

А пальцы рук касались нежно шеи
При каждом новом звуке, не спеша.
Лилась из уст услада, хорошея:
— О, как же ты, родная, хороша!

Достигнув оба пика вожделенья,
Застыли под заоблачную трель,
Введя на миг весь зал в оцепененье,
Маэстро и она, виолончель.

посвящено Россини
Агеева Ольга Юрьевна
Не утаила партитура
Хваленый трепет романтизма.
Лук итальянского амура
Нацелен в нотную харизму
Великих увертюр Россини —
Ироний нотных ожерелье.
Морозы северной России
Мне б итальянского веселья.
В укромной топи пасторали
Шкатулку масок балагуру,
И примадонну у рояля —
Блистательную партитуру!
Джоаккино Россини

Наталья Цысь
Базилика Сан Марко — капелла Венеции,
Где звучат увертюры, симфонии, фуги.
Лебединою стаей летят над Флоренцией,
Вспоминая мелодии верного друга.

Баловник и трубач наблюдал за звездою,
Музицировал и восхвалял клавесин.
И сверкают все звёзды, летят чередою,
О Болонья прекрасная — гений твой сын!

В окружении Бога Нептуна русалки,
С наступлением ночи зовут в хоровод.
С водяными чертями играют в считалки,
Увлекают игрой незнакомых господ.

Джоаккино Россини — он чудо вселенной,
Будто лебедь Пезарский парит над землей!
И рождается музыка мира мгновенно,
Изабелла поёт о любви всё смелей.

Изабелла с Россини покинула Ниццу,
Импресарио смотрит певице в глаза.
Она в красном костюме изысканной жрицы,
И под куполом неба сверкнула гроза.

Все увидеть Россини мечтают в антракте,
На известную публику смотрит народ.
Итальянская опера в Венском театре,
Проезжают кареты у главных ворот.

На афишах «Отелло», «Севильский цирюльник»,
«Итальянка в Алжире», прекрасный Париж!
А вдали запах роз, расцветает багульник,
На свободу из клеточки вылетел стриж.

Словно ласточка, в небе играя, порхает,
Импресарио всех приглашает гостей.
Звуки музыки слышатся, сердце ласкают,
Либреттисты встречают английских друзей.

Итальянское солнце садится под вечер,
И пурпурные мимо плывут облака.
С Джоаккино Россини, с маэстро вновь встреча,
Зазвучала сюита, проходит тоска.

Георгий Свиридов

Елена Жукова-Желенина

Я когда-то сердце приоткрыла и мелодия в нём поселилась.
Бесподобный русский композитор, нами обожаемый Свиридов.

Чья мелодия как будто море… Если откатилась — то вернётся,
Вновь нахлынет мощными волнами и мгновенно в душах отзовётся.

Пробежит и все сердца захватит, той метелью нежной и воздушной.
А потом капелью обернётся — так весне покорной и послушной.

Вмиг прольётся вешними дождями, ветром чуть волос моих касаясь.
Проведёт дремучими лесами, вдруг клубком нам под ноги бросаясь.

Тем клубком из старых русских сказок, что Яга Иванушке дарила.
Дивный удивительный Свиридов! Как мелодия та покорила!

То в бои за русичей бросала, то кружила в вешнем хороводе.
Как же много сердцу обещала! Не оставив равнодушных, вроде…

Простучала нотой на рассвете. Барыню задорно нам сплясала.
Проносилась с лихостью вприсядку и до боли душу потрясала.

Волновала страстно, нестерпимо… Так светло, протяжно и так грустно!
Наш великий удивительный Свиридов, как храним ты в каждом сердце русском!

Послушайте когда-нибудь Сен-Санса!

Юрий Тригубенко
Цените человека по уму.
Цените в нем таланты и уменье.
Прислушиваясь к сердцу своему,
Имейте Ваше, собственное мненье.
Всех критиков делите пополам.
Кто сам не смог, готов топить любого.
С добром, другой, всегда поможет вам.
Прислушивайтесь к голосу такого…

С талантами французская земля.
Как эхо,- от эпохи Ренессанса,-
Вольтер, Мане, Гюго, Бизе, Золя…
А я скажу о музыке Сен-Санса.
На фоне выдающихся имен,
Был статус исполнительством подменен.
Да, был известен, даже награжден.
Но критикой он был недооценен.

Как музыкант, чудесный виртуоз!
И Музыку свою писал от Бога.
Его ценил Гуно и Берлиоз.
Во Франции таких, как он, не много.
Он гений! И волшебный мелодист!
И крылья Муз над ним всегда свисали.
Король в его Концертах пианист.
А скрипка- соловей в садах Версаля.

Я выражаю мнение свое.
И понимаю,- это субъективно.
Конечно, это права не дает
Вторгаться в чью-то жизнь весьма активно.
Но я прошу всего лишь одного,-
Послушайте когда-нибудь Сен-Санса!
Жизнь коротка. От вас,- мне,- ничего!
А вдруг у вас не будет больше шанса?

Сен-Санс. Карнавал животных
Юрий Тригубенко
Способен ли на шутку человек,
Солидный и несчастья переживший?
Чужую мысль слегка поворошивши,
Направил вспять теченье бурных рек.

Он двадцать лет писал свой «Карнавал».*
И шутку ли преследовал? Не знаю.
В нем два шедевра, — дар родному краю,-
Он в них свой гений миру показал:

«Аквариум»! А, может, «Океан»?
В нем с первых звуков — волшебство и сказка!
Блистанье вод? Мельканье рыб? Подсказка?
Что видишь ты в глубинах, меломан?

И «Лебедь». В тишину лесных озер
С туманом утра Красота вплывает.
Не умирать! О, нет! И Лебедь знает.
Сен-Санс, – великий лирик, фантазер!

А. Н. Скрябину

Валерий Доронкин
Он рвался мечтой в поднебесные выси,
Где счастье от воли чужой не зависит,
Где тёмных инстинктов не властвует плен,
Души не касается мерзостный тлен.
Он верил: волшебная сила искусства
Вернёт приземлённым возвышенность чувства,
И прокляв порочный притон Сатаны,
Они устремятся к пределам иным,
Туда, где свободная, яркой кометой
В пространствах, наполненных солнечным светом,
Душа воспарит, ликованья полна,
Туда, где бессмертны любовь и весна.

Но тише! Играют «Поэму экстаза»!
В ней вспышками молний по граням алмаза,
В метаньях огня страстный возглас трубы:
«Сюда! Ближе к свету! К истокам судьбы!»
В пульсациях смелых, тончайших гармоний,
В тунике, венце, со звездой на ладони
Мне чудится женщина — муза, мечта,
Прекрасна, мудра, неподкупна, чиста,
Скользит в облаках, излучая сиянье,
Вселяя надежды, врачуя страданья.
И рушится жалкий мирок суеты,
Пред ликом сходящей с небес Красоты!

Скрябин

Татьяна Фролова 4
 
Александр Николаевич Скрябин — Русский композитор и пианист, педагог, представитель символизма в музыке. Первым использовал в исполнении музыки цвет, тем самым ввёл понятие «цветомузыка». 

Певец серебряного века,
Он верил в силы человека.
Он Миру посылал привет –
Огонь и пламенный рассвет.

Стремился Мир перевернуть,
Нас вывести на светлый путь,
Где музыка тревожит чувства,
Оружие побед — искусство.

А Музыка его – кристалл,
Или расплавленный металл,
Мгновения недолговечность,
А то сияющая Вечность.

То шепот, дымка, голоса,
Свечение и паруса,
Мятежные порывы, лепет,
Здесь каждый шаг – великий трепет.

Как фантастичен этот сон,
Хор заколдованных времен,
Фонтаны падающих звезд,
До солнца лучезарный мост.

А музыка… Как это верно.
Очистить сможет Мир от скверны
И сможет Музыка, как нить
Наш Мир и Дух соединить!

Михаил Танич

Алексей Алексеевич Романов

Ты взглядом с давнего портрета
Всем задаёшь один вопрос:
«Ждёт пуля каждого поэта,
Дорога к кладбищу из роз?».

Не стало с нами Михаила.
Не выстрел, многие лета.
Какая в нём таилась сила,
Прошёл войну и лагеря.

Забыть такого — верх кощунства.
О, песни… сколько же в них чувства
Вложил достойнейший поэт?

Как неутешна скорбь державы.
Ушёл от нас в мерцанье славы,
Что б жить стихами много лет.

Михаилу Таничу

Геннадий Сивак

На дальней станции сошел,
Не беспокоясь…
Все беды, пережив в большом огне,
Забыв про страх,
На испытания настроясь,
До дней последних помнил о войне…

На дальней станции сошел,
Не мимоходом,
Вокруг была сожженная земля,
Но очень повезло,
Что был, любим народом,
А рядом настоящие друзья.

На дальней станции сошел,
Но не забыл устои,
Лесоповал, знай не родимый дом…
Упал как перст ничком…
С собой, оставив совесть,
Растаяв тихо в небе голубом…

На дальней станции сошел,
Остались песни…
Вот и сегодня вместе их поем
Все в памяти храня,
Свой, ожидая поезд,
Мы Бытие свое осознаем…

Ян Френкель

Антонов Валерий

Любил не форте, а пиано,
ценя спокойные тона.
Немало тихих песен Яна
поёт вполголоса страна.

Адажио из Спартака /Хачатурян

Марина Барщевская
Рабов порыв неукротимый,
Свободы пламенной азарт,-
Блистательный упадок Рима
В расцвете. Переменчив фарт.

Зигует с вытянутой дланью
Легионер…А завтра он
Толпой подвержен поруганью,
Разбит, унижен, окружён…

Затихли огненные ритмы,
Победный грохот колесниц,
Братоубийственные битвы,-
Слепые шлемы без глазниц…

В тираноборческую сагу
Лирический вступает глас.
И гладиаторов отвага
Забыта, и коварный Красс…

А на истории арену,
Сует затмивши крутоверть,
Дуэт любви и откровений
Войдёт, кляня разлуку-смерть.

Я этой музыкой болею.
И каждый раз сдержать слезу,
Боясь насмешек,не умею,
И не хочу , и не могу…

Что это,- держит,не отпустит-
Физиологий резонанс?
Воздействие армянской грусти,
Ранящий душу диссонанс?

Переплелись надрыв и счастье,
Тоска и нежность в монолит.
В часы свершений иль ненастья
Мне эта музыка звучит.

Памяти великого композитора Владимира Шаинского

Геннадий Сивак
Вагон его летел стрелой по жизни,
Да остановки делал по пути,
Была она суровой и капризной,
Но точно ведал, где, когда сойти…

Блистал, светился ярким бриллиантом,
Мелодии ведь классно сочинял,
Весь восхищался мир его талантом,
Да шлягеров немало написал.

И всех встречал открытою душою,
И улыбался часто и шутил,
Он слыл великолепно звездою,
Поверьте, что достойно жизнь прожил.

Назначил Бог место последней встречи,
Вкруг слышались добрейшие слова,
Море цветов, горели рядом свечи,
Морозная январская Москва.

Когда слушаю музыку Шуберта

Агапи-Галина
Неповторимо музыкальное мышление,
— гармонической смелости,
и богатейшего, его воображения,
отличают все прозведения,
большим разнообразием настроения:
Струнный квартет ре минор,
— Фантазии до мажор и фа минор,
и возвышенный характер,
особенно, — месса ми-бемоль мажор,
поёт торжественно здесь хор,
и солисты — сопрано, тенор, баритон,
звуки скрипки, флейты и фагот!

Франц Шуберт-великий композитор

Дочь Земли
Маленького роста,
Толстый,коренастый,
И глаза светились,
Как из дивной сказки…

Нежен и изменчив
цвет его лица,
Вьющимся был локон,
Этого Творца……

Благостью с надеждой,
Бог его открыл,
Солнышком со Светом
Душу напоил….

Музыка срывалась
песней в облака,
Не терял надежды,
В жизни никогда….

День сменялся ночью,
А он всё писал,
Музыка с стихами,
В этом был накал…

Две стихии вместе,
Вдруг в одну слились,
Радовался песням,
Если мудр был стих.

Вена вся гремела,
Музыка лилась,
И мотив так смело,
Вдохновлял в тот час.

Милосердный Шуберт
Деньги раздавал,
Ну а сам частенько,
Кушать забывал.

Он познал,душою,
Высоту любви ,
Музыка безмерна,
Что текла в крови….

Р. Шуман. Сказочные картины
 
Ольга Альтовская
Альт лежал на плече. И смычковый минор
Воспарял, и мотив уносил в небеса.
И в альтовом ключе я вела разговор,
И стекало legato, как с листьев роса.

Говорила душа. Словно ключ из земли,
Истекала мелодия, сказку даря.
Фортепьяно ласкалось. И где-то вдали
Над озёрной слезой занималась заря…

И молило пространство меня:»Говори!
Не молчи!» — И рассвет лучезарного дня,
Словно найденный ключ в заповедной двери,
Ожиданьем и радостью полнил меня.

Обсуждение закрыто.