В. Суриков. Боярыня Морозова
судьбины принимая жуть,
и духом сильная, и волей
Морозова свершает путь.
Лошадка бодро тащит дровни
через Москву, у стен Кремля.
Свои сурово сдвинув брови
и крест двуперстием творя,
боярыня взирает смело
на окна узкие палат —
её глаза встречают с гневом
царя злорадствующий взгляд.
Вокруг народ — носитель веры:
юродивый двуперстью рад,
его сочувствие безмерно,
обожествлённое стократ.
Скорбя, главой склонилась дева,
старушка-странница с сумой
глядит в толпе оторопело
на лик поверженной святой.
Чернец с черницей благосклонны —
им узницу, конечно, жаль,
и в колокольцев перезвоне
людская слышится печаль.
Но есть и скрытое злорадство,
и осужденье напоказ,
и под полозьями скрип наста,
и удивления экстаз.
Везут противницу раскола
на тяжкое житьё в острог…
Мы видим Сурикова слово —
его художественный слог.
Здесь помимо всего
Остального,
Сам собственно
Снег…
Мокрый…рыхлый…
И грязный…
Расстеленный, точно,
Овчиной…
Смог невольно
Усилить
Все чувства на лицах
Калек…
Богомольцев…
И странников…
Сделал всю группу
Единой!..
Боярыня Морозова
Валентина Гладыш
навеяно картиной В. Сурикова «Боярыня Морозова»
В голубой дымке зимнего утра
Едут дровни по старой Москве.
С них глядит удивительно мудро
Неутешная в черном вдовстве.
Взгляд её, словно молний лавина,
Два перста поднялись над главой,
Этот миг в её жизни вершина,
Сделан выбор совсем непростой.
Люди смотрят и нет им покоя.
Непонятно, как можно топтать
То, что было вовеки святое,
Что хранило Россию, как мать.
Отрекаться от старого мира
Не намерены вовсе они,
Без святынь сразу стали все сиры
И юродивый смолк. Болтовни
Уж не слышно. На лицах прощание.
И с тоскою, и с верой в глазах
Горожанки застыли в признании.
В оправданье мольба на устах…
Ждёт боярыню злая немилость,
Будет горе она горевать.
Всё ей в жизни уныло, постыло,
Невозможно лишь веру предать…
Боярыня Морозова
Валерий Штормовой
Этюд на картину Сурикова
Как будто плач скрипят в снегу полозья —
Под шум толпы и под вороний грай
Везут в санях боярыню Морозову
С позором в ссылку, в отдаленный край.
В толпе глядят кто с болью, кто с презреньем,
А кто бежит со смехом вдоль саней,
Иные смотрят молча с сожаленьем,
Иные плачут, кланяются ей.
Но над толпою этой разношерстной
Несломленною верою сильна,
Рукой в цепях знамением двуперстным
Взывает к Богу пламенно она.
Какая сила духа в этом взоре
На бледном, страстном, яростном челе
И сколько в ней той непреклонной воли,
Чтоб так стоять за веру на земле!
Боярыня
Евгений Свидченко
Боярыня!
И грозен её взгляд!
Простые сани
По снегу скрипят!
Боярыня Морозова
Елена Чистякова Шматко
Под улюлюканье толпы,
И скорбный шёпот староверов
Морозову в тюрьму везли
За преданность, за фанатизм, за веру.
На дыбе звук не издала
Лишь совестила, увещевала,
Вину всю на себя взяла
Единоверцев не предав, стерпела всё, смолчала.
Теперь везут её в темницу земляную,
Истерзанную пытками, больную,
Но блеск в глазах и иступлённый вид,
Совсем не о покорности кричит.
Блаженный в рубище, с опухшими ногами,
Бренча веригами, с подвязанной щекой.
И странники с дырявыми сумами
Как будто вопиют: «Не бойся! Мы с тобой!»
Но большинству, проезд её — потеха,
И звуки издевательского смеха
Слышны из плотно сомкнутой толпы:
«Что, дождалась? Ужо, получишь ты!»
Те, кто служили ей и поклонялись,
Теперь злорадствуют, так явно потешаясь.
Мальчишки, утопая в снег бегут,
Свистят и оскорбляют, громче всех орут.
А кто сочувствует, стоят в оцепененье,
Сложив в прискорбье руки на груди,
Не в силах вымолвить ей слово в утешенье,
Боясь, как бы себе не навредить.
Полозьев скрип, бренчание оков,
Ужасен, страшен лик той, в розвальнях сидящей,
А два перста, поднятых ею вверх,
Без слов и так, о многом говорящих.
Василий Суриков, что создал сей шедевр,
Проникся состраданием к радетельнице веры,
В картине скорбный путь её изобразил,
Так гибли, не склоняясь, староверы.
В. И. Суриков Боярыня Морозова. 1887
Иван Есаулков
Возникала картина в мозгу,
Оживало её полотно:
Были сани уже на бегу,
Лишь в углу, правом нижнем, — пятно.
Здесь юродивый должен сидеть
На снегу босиком, и притом
На боярыню должен глядеть,
Осеняя двуперстным крестом.
Вот смеётся, злорадствуя, поп,
И идёт, сжавши руки, сестра.
Подчеркнуть только угол бы, чтоб
Скорбь была велика и остра.
Наслоёно здесь столь старины:
Слышен звон, колокольный, густой,
Странник с посохом, роспись стены, —
Всё готово, но угол пустой.
По базарам художник бродил
И искал, но блаженного нет:
Все, кого иногда находил,
Не давали отчетливый след.
Но нашелся чудак, наконец,
Огурцы под смешок продавал,
Голова его, как огурец,
Как художнику нужный овал.
Перевязаны уши платком,
На груди — преогромнейший крест.
Стал художник, взглотнув в горле ком,
Уговаривать, но наотрез
На снегу отказался сидеть
Тот чудак, только трёшкой одной
Соблазнился, и надо успеть
Передать его вид озорной.
Водкой ноги чудак тот растёр,
Выпил, снял с себя рваный зипун,
Псалмы пел, на язык был остёр,
А попроще сказать — был болтун!
Вот художником кончен этюд,
Знаменитый теперь на весь мир.
И расписан до мелочи люд,
Кто-то знатен, а кто-то и сир.
И боярыня смотрит в упор
На людей, руку кверху подняв.
Полтора года шел долгий спор:
Прав художник, иль, может, не прав?
Но напрасно растрачивал пыл
Всякий, кто на него нападал.
Третьяков же картину купил
И с покупкой опять угадал.
В. И. Суриков. Боярыня Морозова. 1887
Иван Есаулков
Она… лишь Господу подвластна,
Царя же может укорить…
А коли так, она опасна! —
Сослать… и гладом уморить!..
В. Суриков. Боярыня Морозова
Ирина Шуленина
Зима, дома и улица санями клином рубится,
и поднимает узница
двуперстный крест — лемех.
А цепь гремит и кружится вслед за рукой, и мужества
не оскорбляет смех.
Юродивый и посох — «домоклов меч» и голос,
и волос отделяет от рока старину.
И нищенка не грошик, у ног почтенья просит
смиренно и почтительно — за всю страну.
Ее одну.
За страшный смех возницы, за рыжий мех лисицы,
надменные насмешки на ходу.
И опускают лица, и темен лик божницы,
и проливает ангел огонь в аду.
Перчаткой милость сброшена. Соломой запорошена,
душа в снегу.
Раскол осколком скошенным,
клеймом-печатью брошенный,
вошел в страну!
Раскольницу крамольную зимою в кандалах
с безумным взглядом огненным, несломленную, смелую,
на смертушку голодную везли на розвальнях
Федосья Прокопьевна,сподвижница Аввакума,
cтоического мужества была для всех примером
Звала быть непреклонными! А Русь глядела,плакала,
как на небо возносится икона староверов
По картине Василия Сурикова «Боярыня Морозова»
Скована боярыня,
да не сломлена.
Не отрекается,
Непокорная.
Вере православной судьбу свою
вверяет и два перста,
бессильная,
в толпу покорную,
роняет…
А та безмолвствует
в сомнениях
ей вслед.
— Куда ж несешься ты,
Святая Русь…?
Ответь!
Людмила Ревенко
Непокорность и огонь
Этих жгущих глаз,
И невольный вздох и стон…
Полоз в снег увяз,
Пусть закована рука,
Но бессилья нет,
Вновь двуперстием она
Крестит белый свет.
Посреди густой толпы
Ропот или страх?
Увезут, а гул борьбы
Эхом на устах.
Вмиг замрёт. За площадью
Проплывёт набат…
Спор ненужный с церковью.
Не вернёт назад.
Боярыня Морозова
Михаил Кедровский
Голубка ты моя, боярыня Морозова,
В санях везут, а не в карете мчишь.
В цепях, в колодке утром розовым
Во гневе на толпу глядишь.
За веру за твою двуперстную
Готова ты не только жизнь отдать,
Но претерпеть и муку крестную,
Огнем тебя пытались запугать.
Холопы по ланитам бьют со злобою.
Увидев то, наш глупый царь всплакнул.
Зачем идем за гибельной Европою?
Видать, осилил нас, родная, вельзевул.
«Персты рук твоих тонкокостны, а очи твои
молниеносны. Кидаешься ты на врагов, аки лев».
Протопоп Аввакум
На узких улочках сугробы при домах,
А здесь толпы разгорячённой лица
Глядят на бабу, что везут в санях.
Толпится чернь, дорогу обступая
Стрелец с секирой узницу хранит,
Кнутом возница лошадь погоняет,
Мальчишка глупый поглазеть бежит.
«Боярыню Морозову сослали !»,
Смеются «обновлённые» попы,-
«Не принимаешь новой веры с нами-
Так получи ошейник на цепи !»
А та сидит, расправив гордо плечи,
Орлиным взглядом смотрит на народ,
Поднявши руку, подобая свечи,
Двуперстный знак зевакам подаёт.
И сердцем её стойкость принимая,
Старуха- нищенка колени преклоня,
Рукою будто сани не пускает
Слезливо плачет: «Бог, храни тебя».
Стоят в печали женщины за нею,
Царит испуг в монашке молодой.
И, словно сфинкс, боярыню жалея
Застыл в раздумьях странник пожилой.
И лишь один, среди толпы смятенной,
Где каждый, глядя, думал, о своём.
В вериги-ризы облачен, блаженный
Двуперстно осенял её крестом.
А за толпой, с церковного фасада,
На улицу, где радость сватал страх,
Глядела женщина с иконы безотрадно,
Христа рождённого держа в своих руках.
Соловьёва
Боярыню цепи « порочат»,
От них и запястья немеют,
И плачущий мальчик за нею
Бежит её малый сыночек.
— За веру я сына оставлю,
За силу перстов моих двух! —
И примут небесные ставни
Мой гордый несломленный дух!
Как молния — взгляд: в пепелище:
— Пускай нас боятся враги!
И нищий в убогом рубИще
Ей вторит движеньем рукИ.
Сложила молитвенно руки
Сестра её в белом платке.
Поехав с Федорой на муки,
Умрёт на холодном песке…
…Далёкий раскольничий берег
В Боровском морозном краю.
Замучили двух староверок
За веру, за правду мою:
Сажали их, стойких, на дыбу,
Бросали их, хрупких, на лёд,
Курили по-чёрному дымом
И ждали, что голод убьёт.
В любви безрассудной без меры —
И совесть, и правда одна:
Святая не сломлена вера,
И твёрдость во взгляде видна!
— Вы подвиг свой гордый свершили,
Не сбросив из терний венца,
Великие сёстры России!-
Вам преданны наши сердца!
Боярыня Морозова
Тюльманкова Светлана Васильевна
Какой-то шум над древнею столицей,
Огни взметнулись, словно тетива,
И на крылатой белой колеснице
Скорбящая приехала вдова.
На ней очелье, злато, самоцветы,
И не рубахи плат, а кружева.
Толпа людская вслед шипит наветы:
— Покатится напрасно голова…
Исчезло все. Померкли краски, лица,
Зима укрыла саваном дома,
И в сани превратилась колесница,
В них восседает грозная вдова.
Кто вымолил Россию для мучений?
Тверда десница верою в Отца.
Пал Третий Рим и без нравоучений
На трон избрали нового Творца!
Боярыня Морозова
Юрий Краснокутский 2
Двуперстие. Взмах над толпой.
Боярыня в чёрном, как смерть.
Юродивый, нищий, рябой,
Стоят все, желая смотреть.
Из бархата яркий наряд,
Парчовое платье внизу.
Молодка, потупив свой взгляд,
Смотрела, роняя слезу.
Невольнице в старых санях
Проехать толпа не даёт.
Не многие смогут понять,
Что скорый конец предстаёт.
Допросы и дыбу снесла,
Вот только сломить не смогли.
Противники, несть им числа,
Идею свою берегли.
Но лишь протопоп Аввакум
Её был духовный отец.
И оба на кратком веку
Получат терновый венец.
Морозову ждёт монастырь,
Где голодом будут морить.
Над ней прочитают псалтырь,
Ведь муки нельзя повторить.
