ЧЕХИЯ
Улыбка Чехии склоняет нас к эклоге.
Тут время ласковое двинулось назад —
Обратный утверждает циферблат
На ратуше у пражской синагоги.
Довольства символы — павлины на дороге,
Ведущей к замку, дремлет, староват,
Ручной медведь во рву, и блеклый ад
И лик Спасителя в церквях не строги.
И кажется, благополучье длится
С тех пор, как пиво в кружки стало литься
Из бочек старых пенною струей,
Покуда вдруг в невзрачном городишке
С названьем милым Славков или Вишков,
Как перст судьбы, не встретит столп чумной.
Людмила Воронова
Как хорошо, что есть на свете
Такая чудная страна!
И больше десяти столетий
Живет, красуется она.
Хранит легенды и преданья
И облик многовековой.
И не разрушены все зданья,
И сохранен тот дух былой.
Здесь, в самом центре еропейском,
Цветет Богемии цветок..
И Прага, как живое сердце,
Как вечной юности росток.
Чехия — синоним тишины
Людмила Свирская
Чехия — синоним тишины:
Буквы все в названии глухие.
Вечером шаги едва слышны,
Будто листья падают сухие.
Шепотом, вполголоса, слегка,
Просто жестом, взглядом — привыкая —
Тянемся друг к другу сквозь века…
Пиршество родного языка —
Местная особенность такая.
Впрочем, свой, чужой — не различишь:
Все равно одно — давно случилось.
Тишина. Ты ходишь и молчишь,
Чтоб я счастье слушать научилась.
Север и юг
Людмила Свирская
Рассвет спешил. А неба щеки бледные
Краснеть не торопились от стыда.
Горбы холмов под шерстяными пледами
Ворочались спросонья иногда.
Испещрена петлистыми дорогами,
В глухом ущелье спрятана судьба.
На Эльбе — ни морщинки: дама строгая
И на улыбки издавна скупа,
Хотя порой за выпадами злобными
Надежду различает и талант…
О, как на плечи давят скалы, словно бы
Я настоящий маленький атлант!
Все удержу: безволие, безверие,
Стихи, грехи — чужие и свои…
Как Чешская Швейцария, затеряна
На краешке неведомой любви.
Всемогущий, остроумный,
Мой волшебник Чешский Крумлов
Звезд вокруг зажег огни.
Дремлет сказка в башне круглой —
Осторожно, не спугни!
На мостках и на тропинках,
На веснушках и горбинках
Затеряться б наяву!
Месяц желтой аскорбинкой
Тихо катится в траву:
Старой сказкой заповедной,
Детской грустью разноцветной
Прокатился — а потом
Вдруг с небес исчез бесследно…
В чудо верится с трудом…
В чудо верится — упорно.
И в июньской тишине
Машет сказкой рукотворной
Чешский Крумлов в спину мне.
Серебристой паутинкой
Людмила Свирская
Серебристой паутинкой
К сердцу тянется струна.
Не брюнетка, не блондинка
Эта древняя страна.
Храм роскошным канделябром
Замаячил впереди…
Я нырну в колодец храбро —
В самый сказочный, гляди!
За удачей и мечтою,
За десятком беглых лет…
Это дело непростое:
Старый город. Стертый след.
По осколкам сонных льдинок,
Как по слиткам серебра,
Я спешу на поединок
Между «завтра» и «вчера».
Затеряюсь, как монетка,
Среди улиц дотемна…
Не блондинка, не брюнетка
Эта древняя страна.
Вшеноры
Людмила Свирская
Дуб — как храм у дремлющей горы.
Царственные, вечные Вшеноры.
Снег не тронут — будто с той поры…
Из того февральского минора
Тянется фермата тишины,
И — на вздохе — горестное имя…
Оттого ль сугроб одной вины
С каждым годом все непроходимей?
Здесь ни ямб неведом, ни хорей —
Только скалы в сумерках да рощи,
Но в краю, далеком от морей,
Ей, морской, всегда дышалось проще:
Сын гулил. Писался «Крысолов».
Падал снег на замершие клены.
Пел рассвет — оранжево-лилов —
Для нее — отчаянно-влюбленной…
Теплый дом. Уютный, как тогда.
Пирамидкой — сонная беседка.
И о русской пани иногда
Вспоминает старая соседка.
Белым полем — будто реку вброд —
Перейду я медленно и хмуро:
Вдруг в снегу покажется вот-вот
Погремушка маленького Мура?
Фермата — в музыке: знак особой протяженности звучания ноты.
«Крысолов» — поэма М. Цветаевой.
Легенды чешского Крумлова
Город Крумлов стоит горделиво.
Как игрушечный, сказкой наполнен,
Величав, ярок, светел, спокоен.
Град тот манит к себе не случайно —
За углом каждым прячется тайна,
Каждый дворик легендой богат,
И поведать гостям ее рад.
С упоением можно часами
Слушать сказы и притчи о Даме.
О прекрасной и грустной графине,
Призрак бродит чей в замке и ныне.
По ночам гномы ходят по улицам,
И под тяжестью слитков сутулятся.
Задают всем вопрос, что же делать им?
Честным — в дар серебро, а графит — скупым.
В старом замке, в подвалах, тревожится,
Призрак, тайну храня зелья молодости…
Не раскрыл он секретов под пытками,
И рецепты все ныне забытые…
Сказок, мифов, легенд здесь не перечесть.
Есть тут мир, есть покой, и достаток есть.
Дух волшебный в том граде хранит веками
Камень неба и вод влтавин.
Усти-над-Лабой
Андрей Машковцев
Симпатичный стоит городок,
Где на склонах ущелья – дубравы
И обрывистый брег так высок.
Черепичные крыши и трубы
Придают здесь всему колорит,
А над быстрым течением Лабы
Замок Стршеков веками стоит.
Грациозный костёл Воскресенья,
Древних кирх и домов силуэт
Наполняют меня вдохновением,
Как и чудные склоны Судет.
Орлик
по следам моих путешествий
То было в далёкую пору, когда
Прекрасные дамы не знали корсетов,
И ветер седой не гудел в проводах,
А нежился в юной листве бересклетов…
И пиво варилось тогда не для всех,
Не часто, а лишь на потребу монахам,
И люди за всякий случившийся грех
Склоняли головушки буйны над плахой…
В богатом на хмель Южночешском краю
Разбойников шайка бесчинства вершила,
И страшно в те дни было петь соловью,
Куда не ступи – на могиле могила.
Стоял во главе молодой атаман,
Известный и ближнему, и иноверцу –
Красивый и гордый, как горный орлан,
С жестоким, не ведавшим жалости, сердцем.
Людей не щадил ни в горах, ни в лесах,
Златыми монетами полня кувшины…
Жена атамана, уйдя в Небеса,
Оставила мужу любимого сына.
Однажды орёл подхватил малыша
И скрылся из глаз на скалистой вершине…
Впервые рыдала мужская душа!
Все думы разбойника были о сыне.
Ребёнка искал безутешный отец,
Глаза застилались солёным туманом,
И сотни разбойничьих диких сердец
Затронули слёзы и боль атамана.
Искали в бессонных ночей череде,
В печальных, безрадостных дней веренице…
Нашли крошку-сына в орлином гнезде –
Не тронули мальчика гордые птицы!
Наверное, помнит скалистый утёс,
Как, пав на колени, отец благодарный
В раскаяньях небу молитву вознёс…
Как строил он замок, в веках легендарный…
—
Мне виделось небо в густой седине,
Мне слышался эха предгорного отклик,
Когда, словно рыцарь на белом коне,
Возник наяву белокаменный Орлик.
Красив, неприступен, доволен собой,
Раздвинувший леса зелёные шторы,
Изящный затворник с греховной судьбой
Из лет стародавних является взору.
Привыкшие к звукам людской похвалы,
Гуляют в округе роскошные павы,
И катит лениво к подножью скалы
Прохладные воды красавица-Влтава…
Моравский Крас
Романова Александра
В Моравских пещерах прохладно и пусто,
Лишь эхо от стен отражается грустно,
Но в сводах огромного гулкого зала
Торжественно музыка вдруг зазвучала.
Здесь занавес каменный, красно-зелёный,
Поддержан причудливой формы колонной
Янтарного, белого, бурого цвета —
Цветов уходящего жаркого лета.
Здесь влажные стены, здесь воздух целебный,
Прозрачный, сиреневый, словно волшебный,
Шепнул о мгновении рождения мира,
О том, что жива первобытная сила.
Но, может быть, гномы в период расцвета,
Скучая зимою без тёплого света,
Цветами жилище своё украшали?..
Как бережно их молоточки стучали!
Те гномы ушли. Завершилась эпоха.
Спустились, наверное, в бездну Мароха,
Оставив потомкам своим на прощанье
Сады и дворцы из моравского камня.
Андрей Машковцев
Долгожданный багряный рассвет,
Тотчас пение птичье наполнит
Все отроги прекрасных Судет.
Здесь на склонах застывшая лава,
И цветы, что нектаром влекут,
Тут в ущельях Морава и Лаба
Вниз к зелёным долинам бегут.
В этих скалах, овеянных славой,
Побываю, спустя много лет,
И на станции в Усти-над-Лабой
Вновь до Праги куплю я билет.