18 век

18 век

Восемнадцатый (XVIII) век длился с 1701 по 1800 год по григорианскому календарю.

Восемнадцатый век
Веселов Алексей
Время вольнодумства и свершений —
Век расцвета разума и грёз,
Время и мечтаний и сомнений —
И безумья век и многих слёз.
И князей свергали и монархов,
Головы летели с гильотин.
Павильоны в новомодных парках,
Царство паровозов и машин.
Новые идеи возникали
Из бесед, речей, из ничего.
Времена и пороха и стали,
И науки новой торжество.
Новые философы воспели
Идеалы света и любви.
Всё, чего боялись и не смели,
Стало вдруг обыденным — лови!
Нормы этикета и морали
Поменялись сразу и навек.
Вера в Бога и Завет упали,
Стал венцом созданья — Человек!
Время закрутилось в дикой пляске —
Всё не так сегодня, как вчера.
Лицемеры скинули все маски —
И пришла открытости пора.
Век незабываемый, тревожный,
Время и террора и измен.
Но зато вздохнуть свободно можно —
Рухнули громады старых стен!

Галантный век…

Елена Жукова-Желенина
Галантный век неповторимый,
В нём чувства все обострены.
Век золотой… Екатерины —
Подъём невиданный страны.

В том веке много русской славы,
А доблесть просто бьёт ключом.
Есть место битвам и забавам,
Но всё героям нипочём…

Век храбрых кавалеров пылких,
Изящных и лукавых дам.
Когда то почести, то ссылка —
Удача с горем пополам.

Ведут перевороты к цели,
Но иногда — на эшафот,
Интриги, козни и дуэли —
Тут повезёт — не повезёт.

Но дерзость чаще побеждает,
Летят кареты, льётся кровь.
Порою выжить помогает
Одна лишь женская любовь.

Ах, эти нежные Амуры,
Что с потолков сейчас глядят!
«Штык — молодец, а пуля -дура»,-
Пословицы о том твердят.

Эпоха роскоши так пылка,
Здесь то сума, а то тюрьма.
Пусть фавориты часто в ссылке,
Но дамы сводят вновь с ума…

А этот шелест по паркету
Шелков, изысканной парчи.
Где крУжат барышень корнеты,
А любят на разрыв души.

Век романтичный, век старинный
Сентиментальных страстных чувств.
Как женщины порой наивны!
Но я судить их не берусь…

Восемнадцатый век
Елена Рид
Восемнадцатый век — поживи в нем, попробуй.
Воробьи замерзали тогда на лету.
Петербург, как Европы соперник суровый,
На болотном балтийском растет берегу.
ЗаговОры да зАговоры, приговоры
Да покои приветливых императриц,
Пред которыми вновь фавориты и воры
На турецких коврах простираются ниц.
На издательских кухнях колдуют масоны:
Вот гомункул, вот голем, вот «Утренний свет».
Сладкоежка Крылов после ночи бессонной
Гонит сильфов засилье от сот и конфет.
Гренадеры, гвардейцы и гардемарины,
Штык начищен, и флот, как с иголочки, нов,
Нынче очередь шведов показывать спины,
Калиакру у турок отбил Ушаков.
Восемнадцатый век — веера и кареты,
Хорохорится Порта, войною грозя.
Донесения, письма, депеши, пакеты —
При свечах дешифрованы. Верить нельзя.
Восемнадцатый век — топот переворота,
Карнавальные маски, звон сабель и шпор,
И предательством новым открыты ворота,
И кого-то расстреливают в упор…
Впрочем, я ошибаюсь. Почти не пытают.
Не казнят, не секут, не ссылают… Почти.
Фейерверки в морозные ночи взлетают,
Вензеля да намёки — попробуй прочти!
Шубы молью побиты, опушки бобровы,
Розов свод, озаренный вечерней зарёй,
И глаза не добры, и морозы суровы,
И как демоны, пар испускают ноздрёй
Кони, заиндевелы, султаны воздеты,
На запятках арапы, собачки внутри.
Канделябры, подвески, портьеры, паркеты…
Голова закружилась — зажмурься, замри.
А Москва хороша! Затаила обиду.
Об утрате главенства и царства скорбя,
Так скромна и старинна, смиренная с виду,
Пол-Европы ждет шанс натравить на себя.
В Кенигсберге стареет философ суровый,
Развращают народы Дидро и Вольтер.
И Руссо призывает разрушить оковы,
И в слезах уезжает в Италию Стерн.
Путешествовать мода — в России впервые!
Осуждая неписаный новый закон,
Из столицы в Сибири снега вековые
Пишет письма Радищеву добрый патрон.
Молодой Карамзин, покидая Пальмиру,
Предвкушает, как будет могуч и велик
Повелитель того, кто берется за лиру,
В тяжких спорах рождавшийся русский язык.
Восемнадцатый век — я тебя не желаю,
Не люблю, но отвергнуть тебя не могу,
И пожаров и зрелищ доселе пылает
Отсвет великолепный на вечном снегу.
После Пугачёвского бунта
Иван Есаулков
До основания страна
Восстанием потрясена.
Поэтому Екатерине
Пришлось в чиновничьей машине
Ремонт затеять на ходу,
Когда, к великому стыду,
Законы часто нарушались,
А нарушения прощались.
Был перестроен суд, и роль
Играть стал действенный контроль
Над местной властью, и отныне
Подвластно всё Екатерине.
И также грамотами дан
Ряд прав дворянству, городам*.
Но не могло быть даже речи
О вольной Запорожской Сечи,
О беспорядках на Дону.
Уже поставлено в вину
Всё это гетману, старшине.
И не нужны Екатерине
Опаснейшие казаки
На берегах любой реки.
* Имеются в виду «Жалованные грамоты» дворянам и городам. 

Ода 18 веку

Инга Л.
О вы, фельдмаршалы двора
Екатерининской эпохи!
Для вас история — игра,
Грешки, полуулыбки, вздохи,
И взмах гусиного пера!
Но все это — вчера, вчера.

В дворце Потемкинском темно…
Авантюристы, фавориты,
Надев костюмы домино,
Здесь проходили шумной свитой.
И знает заговор окно…
Но все это — давным-давно.

Истерся красочный наряд,
И пудра с париков слетела,
Но ровно в полночь, говорят,
Проходит тень в камзоле белом.
Высокий лоб, знакомый взгляд…
Но это — много лет назад.

Восемнадцатый век
Костас Костас
Восемнадцатый век — я тебя не застал
Куртуазность манер, декольте светских дам
Век великих стихов, гениальных картин
Миллион тиражей между пыльных витрин
Не дано нам понять, то как жили тогда
Когда жизнь отдавать не пустые слова
Что ни день то дуэль, что ни ночь то роман
Каждый миг опьянял словно сладкий дурман
Жизнь взаймы ни за грош — наплевать на долги
Завтра будет иль нет — лишь сегодня живи
Раз гулять так гулять, если бить — до крови
Себя старым считать уже лет с двадцати
Ну а мы в двадцать первый стремительный век
Постоянно страдаем — все, мол, времени нет
В двадцать лет еще дети,в тридцать — юны
Переносим на завтра жизнь свою и мечты
В этой гонке безумной, что не знает конца
Разве можем мы что-то создать на века?
Чтоб когда-нибудь кто-то через тысячу лет
Мечтал бы вернуть двадцать первый наш век…
Не принимающим век 18-ый
Лина Томчи
Восемнадцатый век не всем нравится..
Ну, а мне он по духу сродни.
Он искусством художников славится.
Среди них самородки одни.
Были в музыке звуки божественны.
Музы глас — громче громов небес.
Женщин светлые лики естественны.
Речь изысканна в злате словес.
Что ни имя, то символ свечения.
Что ни год, то знаменье чудес.
А любовь, что святыни явление
В чувствах каждого, даже повес.
А строения…- замки дворцовые.
Кладка стен их была на века.
Во дворцах пили вина медовые,
Во хмелю пребывая слегка.
Шли с оружием принцы наследные
На зверьё и Отчизны врага,
Не хулили края заповедные,
Умножали богатства стога.
Благодатно земля плодородила.
Грудь степей будоражил простор.
Вера души людей благородила,
Их богатством пленя до сих пор.
Благое намерение
Николай Тимченко
Успев взойти на трон, Екатерина
Церковникам их земли отдала.
Подсолнечник внедряет Украина.
В Россию конкуренция пришла.
На ярмарках товары продавали,
Торг с заграницей множился и рос —
С железом русским корабли сновали
И парусная ткань имела спрос.
Страна живёт. Но тормоз к продвижению
Законов всех дряхлеющий скелет —
Соборному в то время Уложению
Минуть успело больше сотни лет.
Вольтера, Монтескье, Дидро читает —
Дух просвещенья черпает от них.
В стране реформу провести желает —
Создать закон для подданных своих.
В Европе правовые государства
С правами человека создают,
А в них «свобода, равенство и братство»
В умах людей свои плоды дают.
Свобода всех и есть всему основа,
Чтоб, царствуя, могла за всех радеть.
Но знает, что без права крепостного
На троне ей и дня не усидеть.
И не решилась. Нет в стране реформы,
Отмены рабской силы тоже нет.
Разрушить враз сложившиеся нормы
Ей не по силам. В этом весь секрет.
До гор Карпатских
Николай Тимченко
В Кинбурне турки вновь удачу ищут.
Уход с Кавказа, Крыма им не мил.
Суворов здесь полуторами тысяч
В бою пять тысяч турок разгромил.
В войне его заслуга несомненна.
На речке Рымник армию разбил.
Везде, где был он, турок бил отменно.
С Кутузовым взял крепость Измаил.
У Калиакрии, у Керчи, у Дуная
Разбил эскадры турок Ушаков.
Россия, поражения не зная,
Идёт вперёд. Итог тех лет таков.
Стамбулом Крым России частью признан.
И Грузия России отошла.
Потёмкин, как императрицы призрак,
Вершил тогда военные дела.
Второй раздел, он первого не краше:
Вся Белорусь России отошла.
Правобережье Украины наше.
Торунь и Гданьск — то Пруссия взяла.
С Тадеушем Костюшко все восстали,
Единой, сильной Польше чтобы быть.
Суворова решительность узнали —
Не только турок научился бить.
В итоге Польша вновь беду познала —
Поделена державами она.
До гор Карпатских вновь Россия стала,
Огромная и сильная страна.
Людской поток
Николай Тимченко
В Россию шли не волею Указа
Тамань с Кубанью, Грузии восток
И Кабарда… — все на земле Кавказа —
Туда был устремлён людской поток.
Обжить незамедлительно желают
Просторы отвоёванной земли.
Екатеринослав и Николаев,
Херсон и Севастополь возвели.
Некрепостным дают земли наделы.
Селились, возводили новый «дом».
Крестьяне смело принялись за дело —
Деревни встали дружным их трудом.
На жирных чернозёмах новороссы
Выращивали ценное зерно.
Там с отработкой барщины непросто —
Шесть дней в неделю на неё дано.
А крепостным всех северных губерний
Оброк платить наличные нужны.
На их пути в достатке было терний —
К заводчикам в наём идти должны.
Кому везло, бывало и такое,
Тот не щадил ни рук своих, ни ног,
Открыть старался дело непростое,
Чтоб, заработав, выкупиться мог.
Работать мог свободными руками*
Не дворянин на поприще своём.
К нему-то грузчиками, бурлаками
Отходники, обычно, шли в наём.
Хоть тяготят военные невзгоды,
Но строят, без расходов дорогих,
Стекольные, канатные заводы,
Пороховые, множество других.
А во главе всего Екатерина!
Императрица немка, вот дела —
Успешней русских, есть на то причина,
В российскую историю вошла.
Свободными руками* — не используя труд крепостных. 
Противостояния
Николай Тимченко
Проблемы застарелые, как прежде,
Спокойно не дают России жить.
Все при дворе привержены надежде,
Что русский сможет Родине служить.
Что ей послужат братья белорусы,
И украинцам тяжек польский гнёт.
На земли Польши вид имеют пруссы
И Австрия давно к тому же «гнёт».
Для православных зримо притесненье —
За диссидентов в Польше держат их.
И вот уже российское вторжение —
Идёт туда, чтоб отстоять своих.
А за Дунаем турки. Им соседство
С российскими войсками ни к чему.
Война, война — единственное средство
Создать заслон соседу своему.
Грядёт война на суше и на море.
Войска идут к Дунаю, на Кавказ.
Быть кораблям балтийским на Босфоре —
Даёт войскам царица свой наказ.
Река Кагул. Сраженье не забыла
Россия-мать, запомнив на века.
Почти в шесть раз там турок больше было,
Но победили русские войска.
В Чесменской бухте, что в Эгейском море,
Военный флот турецкий был сожжён.
То аргумент в русско-турецком споре,
Чтоб враг не лез, как прежде, на рожон.
Но турки вновь на суше наступают.
Их сорок тысяч. Есть и им заслон —
Суворов поражения не знает,
Ведёт в атаку восемь тысяч он.
Россия — черноморская держава!
На Чёрном море строит корабли.
У Турции не спрашивая права,
Купцы на юг товары повезли.
Отторгнут Крым от турок был навечно,
России побережья отошли,
И Кабарда с Осетией беспечно
В Российскую империю вошли.
А что же Польша? В ней войны начало.
Произошёл земель её раздел.
Свои Россия земли возвращала.
Лишь центр Польши короля удел.
Пруссаки захватили север Польши,
Галиция австрийцам отошла.
Могло б России отойти и больше,
Но обстановка это лишь дала.
Тогда, тогда
Николай Тимченко
Эпоха просвещения царила —
Россия не осталась в стороне.
Тогда литература подарила
Радищева, Фонвизина… стране.
Тогда Державин, словно Ломоносов,
Дела державы в Одах прославлял.
А сам титан наук* на ряд вопросов
Невежеству путей не оставлял.
Тогда добро господских гнёзд зорили
Отряды пугачёвцев, то не новь,
И чудеса механики творили
Два гения — Кулибин, Ползунов.
Тогда менялись всюду облик, нравы —
Менялся сам российский человек.
Но нет замены крепостному праву
В сумбурный тот, Екатерины век.
Титан наук* — М. В. Ломоносов — механик, химик, минералог, астроном, историк, …
Век восемнадцатый такой
Сергей Поваляев
Век восемнадцатый — не нынешний.
И так потянет вдруг сказать,-
Подай графинчик мне, графинюшка,
И чай, пожалуйста, в кровать…
А утро за окном приблудное
Так поднимает ветерком
Дворовых девок юбки круглые,
Что от босых видать всё ног…
Приказчик с купчею приехал.
Соседский барин продаёт
Двух жеребцов, свою карету
И даже что-то там ещё…
Обед с грибочками и снова
Слезой графинчик на столе.
Поел, попил…. на сон вдруг клонит.
Сиеста русская вполне…
Как хорошо, когда ты барин.
И все к тебе своей душой.
Век восемнадцатый подарен.
Век восемнадцатый такой…
Восемнадцатый век
Художник Атлантиды
Окно… и с моря свежий ветер.
Распахнутость в разумные миры,
Где человек космическое встретил
В размерном почерке мыслительной игры.
Видна Венера неба в телескопе,
И парусник плывет в трубе подзорной.
Раз мракобесие пожгли в Европе,
То сделали философа — придворным.
Полки математических значков
Штурмуют крепости немыслимых загадок.
Поток лучей сквозь стеклышки очков
Направлен в ум, на поиск клада.
Пока дух времени погружен в механизмы,
Художества как прежде расцветают;
И на холстах амурной жизни
Мужчины женщин упоенно обнимают.
Обсуждение закрыто.